«Громить меня, пришли, что ли?»
«Вот оно и самое, то исть я -то сам-то и ничего, но вот сход порешил… известно, мир – сущий злодей и есть…»
«Да за что же вы меня-то? Или я плохой врач?»
«Да Хоспость с Вами, хосподин дохтур… лечите Вы баско, охулки на руку не берёте… да только вот в Покровском жидов, извините, уже пожгли, в Нижне – Говнищино пожгли, в Верхне-Говнищино тожеть пожгли… нам обидно будет! Что же мы – хужей говнищинских?»
«Ну так и жгли бы Янкеля…»
«Да што Вы, дохтур! Как можно Янкеля жечь? Он же кабатчик! Не-ет, без кабака нам никак нельзя…»
«А без акушерский помощи, значит, можно?»
«Да баба, она ведь как кошка… сама родит! И в бане опростается, ничего…»
«А коли чума, или иная зараза прикинется? А если кто руку-ногу сломает?»
«Эх, дохтур, и не говоритя… бяда! Но жечь-то Вас надо, али как? Чем мы хуже говнищенских?»
«А земство-то причём? Изба-то не моя, она на ваши медные копейки строилась!»
«Ну вот барин, ты прямо как скажешь, так всю душу перевернёшь… жалко! А что поделаешь? Нет, жечь мы вас будем всенепременно…»
«Да что же, вы меня с акушеркой прямо на мороз выкинете… или, может, убить нас хотите?»
«Хосподь с Вами! Что же мы, душегубы? Нет, мы Вам поможем вещи собрать, да и перевезём в бобылью… там, где девки на вечёрки ежедён собираются! Ничего, шалавы, обойдутся! Меньше блядства будет… а избу Вашу пожжём! Вот так вот!»
Час спустя Анна Иосифовна, рассовав узлы по углам новенькой, пахнущей смолой избы, грея руки у отличной, свежебелёной печки, задумчиво говорила про себя:«Ну, Абраша, ты, конечно, как хочешь… но я до тебя нынче же доберусь! Решено, выхожу за тебя замуж, хоть ты сам об этом и не знаешь пока… А то что же это такое – чужих детей принимаю, а своих у меня до сю пору нет как нет? Нет! В этих-то хоромах – детишек заводить можно! Первенца Лёвушкой назовём… Нет, нет, своего я уж сегодня точно не упущу…»
… У околицы ясным пламенем занималась кривобокая жидовская хибара… а жертва погрома, Абрам Григорьевич, тиранил старосту на предмет выделения для фельдшерского пункта розвальней и пары лошадей… староста насчёт розвальней вовсе не возражал, но по вопросу о закреплении пары лошадей категорически сопротивлялся, говоря, что и поп, и даже землемер на одной обывательской лошади ездят…«Вот и зовите тогда на операцию не меня, а землемера!» – горячился земский доктор, а староста с сомнением чесал затылок…
…«Как?! Как это могло случиться?!Боже мой, Боже мой… какое горе… да нет ли здесь ошибки?! Ведь это же нонсенс – крейсер сражается с поездом?»
Лорд Ленсдаун, Министр иностранных дел Его Величества, являлся сторонником намного более осторожной, уравновешенной и дальновидной политики, чем та, которую стремился проводить Кабинет. Он, тем не менее, хорошо понимал, что необходимо учитывать как про – японский настрой английского общественного мнения, так и то, что в Японии политика невмешательства могла быть воспринята как «предательская».
Ленсдаун полагал, что русско-японский конфликт нанесет ущерб Великобритании во всех отношениях и прежде всего ударит по ее престижу. Глава Форин Оффис находил желательным достижение «согласия» с Россией в отношении дальневосточных дел, но не хотел и лишаться ценного союзника в лице Японии.
С другой стороны, «руски» – это было, со времён наполеоновских войн, удобное, и главное – дешёвое пушечное мясо, canon fodder, для сдерживания сердечного друга – Франции и возникшей с помощью бисмарковского «железа и крови» Германии… Отсюда и основная идея Ленсдауна: Британия должна выступить в качестве посредника между двумя державами, заставив их в какой-то степени умерить свои требования. Министр заявлял: «Я хотел бы, чтобы Правительство Его Величества лучше протянуло руку как посредник или, при всех обстоятельствах, как дружески настроенный советчик, чем ждать, когда можно будет выйти на сцену в роли освободителя народов от царской тирании».
Но то, что сотворили эти звери, эти грязные московитские варвары…«Неужели… нет никакой надежды?! О-о-о, негодяи… подлецы! Да как они в поезд-то попали? Ведь корабль – неустойчивая платформа для орудий, не так ли? А поезд -то движется!»
