— Я тоже был в таком ресторане, но это совсем не то.
— В самом деле? — удивилась Саша. — А по-моему, очень вкусно.
— Здесь еще вкуснее.
Они спустились в холл. Проходя мимо застекленной витрины, в которой были выставлены сувениры, Саша остановилась и начала с любопытством разглядывать: всевозможные японские куклы, воздушные змеи, глиняные свистульки-амулеты, фигурки животных.
— Как интересно! — воскликнула она. — Сатори, расскажите, что это за лошадка?
— Это лошадка Явата-ума. По поверью, она должна привозить в дом счастье и увозить из него злых духов. Но вы найдете ее только в районе Амори. У нас в каждом районе своя игрушка. Вот, например, тигры Тора из Симане, их дарят маленьким детям, чтобы защитить их от беды. У этого тигра голова крепится к туловищу с помощью крючка. Смотрите! — Сатори легко постучал по витрине, и тигр закивал.
Саша рассмеялась: такому защитнику можно верить.
— А это что?
— Это Дарум, голова буддийского божества. Ее принято дарить на Новый год.
— А почему у нее нет глаз?
— И не должно быть. Только в Новый год, загадав желание, можно нарисовать Даруму один глаз. Если желание исполняется, рисуют второй, а если нет — разбивают голову на мелкие кусочки. В Японии вообще очень интересно встречают Новый год. Он считается здесь самым большим праздником и означает начало новой жизни. Накануне японцы собираются на бонэн-кай — вечер, когда провожают старый год, и обращаются друг к другу со словами: “Благодарю за вашу доброту ко мне в прошлом году и прошу вас не оставить меня вашей добротой в нынешнем”. А в первый день нового года все японские семьи поднимаются на рассвете, умываются “молодой” водой и одеваются в новую одежду. Все должно быть обязательно новым, даже обыкновенная вода с приходом нового года считается новой. Потом все собираются в лучшей комнате и пьют фукуця — чай счастья.
В ресторане “Темпура” за длинной стойкой стояли повара и на глазах у посетителей обжаривали овощи, грибы и рыбу, которые подавались к запеченным в тесте креветкам. Повариха в кимоно приносила в большой плетеной корзине красиво уложенные тонкие ломтики мяса, тофу — белые кубики бобового паштета, головки лука, побеги бамбука. Потом ставила на раскаленные древесные угли тяжелую сковороду, наливала густую смесь из соевого соуса, сахара и рисового вина и запекала в ней мясо и овощи. Темпуру следовало есть, макая каждый кусочек в острый соус с редькой.
Саша хотела заказать еще и рыбу с таинственным названием фугу, но Сатори остановил ее.
— Я не советую вам рисковать.
— Чем рисковать?
— Жизнью, — спокойно ответил японец.
— Вы хотите сказать, что я, съев это блюдо, могу умереть?
— Вы никогда не слышали о “пузатой рыбе”?
— Нет.
— Так вот, фугу — это “пузатая рыба”. Когда она чувствует опасность, то надувается и превращается в шар. Желчь ее очень ядовита, поэтому повар должен быть крайне осторожен, когда разделывает эту рыбу. Если хоть капля жидкости попадет на мясо, человек, который его съест, обречен.
— Но ведь кто-то же ее ест?
— Да, конечно. Но сначала надо попросить у повара лицензию на приготовление этой рыбы. Разрешение получают только самые опытные повара. Зато белое мясо фугу просто бесподобно.
— Значит, есть смысл рисковать! — У Саши загорелись глаза.
— Вы смелая девушка, госпожа Александра! — с восхищением произнес Сатори. Он направился к одному из поваров, что-то сказал ему, и тот кивнул. — Сейчас вам принесут фугу, — сообщил Сатори, вернувшись. — Я думаю, все будет хорошо.
На следующее утро Сатори позвонил и сказал, что репетиция в зале, где будет проходить конкурс, назначена на шестое сентября, а для ежедневных занятий каждому участнику предоставили отдельную комнату в Высшей школе искусств.
Вечером Сатори повез Александру в центр Токио, в квартал Гиндза, что в переводе с японского означает “серебряная улица”, — триста лет назад там был монетный двор, где чеканили серебряные монеты. Сашу ошеломило обилие огней и особенно — гигантский светящийся глобус на крыше одного из высотных зданий.
Каждый день после завтрака Саша ехала в Высшую школу искусств, шесть часов занималась, а по вечерам Сатори возил ее на экскурсии. Они побывали на башне Токе-тава, в двухэтажной смотровой галерее, расположенной на высоте ста двадцати метров, откуда был виден не только весь город, но и Токийский залив, Иокогама и морское побережье вплоть до горного хребта Хаконе. Они побывали на Императорской площади с приземистым каменным дворцом, стоящим на холме и окруженным неприступной стеной с башнями и глубоким рвом, наполненным водой, через которой были перекинуты мосты.