— Правильно. Тогда он сам сможет прочитать письмо.
Дверь хлопнула. Вошел Миша.
— Мама! Па! Где вы?
— Мы здесь, — ответил Дмитрий из гостиной. Миша вошел, скрипя кроссовками, с рюкзаком, набитым до отказа. Остановился, с любопытством глядя на родителей.
— Что происходит? И в честь чего вино? Вы что-нибудь празднуете?
Он сбросил рюкзак на пол, склонился к родителям, поцеловал в щеку мать, потом отца.
— Сядь, — произнесла Соня.
— А в чем дело?
Миша сел на кресло, перевесил ноги поверх подлокотников.
Соня подала ему конверт:
— Вот, читай.
Миша быстро пробежал письмо глазами. Вскочил. Пробежался в танце по комнате, подпрыгнул.
— Вот здорово! Вот здорово! Мы едем в Нью-Йорк! Наконец-то!
Он по очереди обнял и поцеловал родителей. Соня и Дмитрий молча наблюдали за сыном. Сколько лет они мечтали об этом моменте!
— Когда мы едем? — спросил Миша.
— Нам тут надо еще кое-что закончить, — ответил Дмитрий. — Но я думаю, это не займет много времени.
— Мистер Буним пишет, что мы можем приехать в любое время.
— Да, — ответила Соня. — Но мы с папой посоветовались и решили, что сначала надо, чтобы университет нашел для нас замену.
Потом надо подыскать квартиру в Нью-Йорке, и… Миша расхохотался:
— Да на ваши места в один момент выстроится очередь из желающих. На это больше одного дня не понадобится.
— Ты прав, — ответил Дмитрий. — Но университет наверняка захочет отобрать самых лучших.
— И кроме того, — вмешалась Соня, — надо продать машину, мебель, упаковать вещи. Много времени это не займет.
— Но ведь Буним пишет, что они все оплатят. Мы можем просто оставить все кому-нибудь…
— Он готов предоставить нам ссуду. Это ссуда, Миша. Ты ведь прочитал письмо. Он дает нам деньги на переезд и на обустройство в Нью-Йорке, но это не безвозмездный дар. Поэтому мы не можем просто сняться с места и уехать. Мы должны быть осмотрительны, сынок.
Миша внезапно замолчал. Задумался.
— Почему именно сейчас? Почему он не сделал этого раньше? Почему ждал столько лет?
— Миша, ты слишком возбужден. Ты невнимательно прочел письмо. Он пишет, что хотел быть уверен в том, что учение в Нью-Йорке пойдет тебе на пользу. В том, что ты созрел для этого.
— Он давно уже мог быть в этом уверен.
— Послушай, сынок, — заговорил Дмитрий. — Бунимы очень щедро помогали нам здесь, в Тель-Авиве, через Хаима. Ты ведь это знаешь.
— Да, знаю.
— И мы им вернули долг, также через Хаима. Но вероятно, как и большинство богатых людей, они хотят, чтобы их деньги окупались. Поэтому мистер Буннм ждал, хотел удостовериться, что мы стоим этих денег.
— Иными словами, он хотел быть уверен, что я достаточно одарен для Нью-Йорка?
— Совершенно верно, — кивнула Соня.
Миша устремил пристальный взгляд сначала на отца, потом на мать. Соне стало не по себе от этого взгляда. Никогда еще она не видела в чьих-либо глазах такой решимости. Такой пугающей решимости. Это, наверное, просто эффект яркого израильского солнца, пыталась она успокоить себя.
— Ну, я ему покажу! — отрывисто бросил Миша. — Вот увидите, я ему покажу.
Нью-Йорк, 1986 год
Швейцар придержал дверь. Кивнул в знак приветствия:
— Хэллоу, Майкл. Хороший денек, а?
— Привет, Сэм. Да, денек отличный, это точно.
Миша вошел в просторный, тускло освещенный вестибюль, направился к лифту. С плеча его свисала большая кожаная спортивная сумка.
— Майкл! — крикнул Сэм ему вслед.
— Да?
Сэм поднял руку в приветственном жесте.
— Успеха тебе сегодня вечером.
— Спасибо, Сэм.
Хлопая кроссовками, Миша прошел по мраморному вестибюлю к лифту. Как всегда, здесь стояли три огромных букета свежих цветов. Один — на элегантном комоде французского стиля у стены; другой — на кофейном столике, окруженном мягкими креслами; третий — на столе менаду лифтами. Густой запах розовых и белых лилий наполнял вестибюль. Приятное разнообразие после улицы…
Миша нажал кнопку лифта. Южная часть Центрального парка считается одним из самых престижных районов Нью-Йорка, однако здесь почти всегда пахнет конским навозом. Особенно теплым весенним днем, вот как сегодня. Миша сочувствовал бедным старым конягам, которых давно надо бы выпустить попастись на травке. А между тем они постоянно стоят, выстроившись в ряд вдоль улицы, ожидая, когда кому-нибудь из туристов захочется прокатиться верхом по парку. В этом городе вообще плохое повсюду соседствует с хорошим. Приходится принимать и то и другое. Вот, например, прелести Центрального парка — и лошадиный навоз. За все приходится платить, и все имеет свою цену. Нью-Йорк — это город крайностей и контрастов. Как ни старайся, от них никуда не уйти.
