Так еще хуже. Несомненно хуже. И зачем пить лекарства, если болезнь неизлечима? Наверное, для того, чтобы больному было «легче». Та же цель, что у мягких кресел в приемной внизу.
Он наивно, по-детски попытался вспомнить, как живут парализованные. Просто лежат на спине? Доступны ли им какие-нибудь занятия? Наверное, их сдают в богадельни. И разумеется, большинство парализованных – это нищие. Сидят, скорчившись, на маленьких стульчиках на улице, а перед ними лежат кепки. Он нервно прокашлялся и посмотрел доктору в глаза.
– А буду ли я… совсем беспомощным? – спросил он робко, как бы извиняясь за подобный вопрос.
Голос прозвучал не сразу, – видимо, доктор подыскивал формулировку помягче.
– Нет, если не считать финальной стадии болезни, – ответил он наконец. – Но финальная стадия продлится недолго. А до той поры… В общем, вы будете в определенном смысле инвалидом. То есть любые физические усилия придется исключить: спорт, например, или работу… Ох, мой дорогой, как мне трудно вам все это говорить… Поверьте, я сделаю все, что в моих силах, все возможное. Сочувствием делу не поможешь, но все-таки… я вам очень…
Доктор положил руку на плечо пациента и легонько похлопал в знак своей искренней поддержки. Больному хотелось, чтобы врач поскорей убрал руку и чтобы у него в голосе было поменьше сострадания.
– Ничего, все в порядке, – сказал он с улыбкой. – Все хорошо. Не волнуйтесь. То есть я хотел сказать… я вовсе не волнуюсь… В общем, все в порядке.
Он встал и отодвинул кресло.
– Огромное спасибо за все, что вы для меня сделали. Вы замечательно ко мне относились. – Он сделал паузу, раздумывая, как бы поскорей уйти. – Я, должно быть, вас задерживаю, – сказал он. – Вы ведь такой занятой человек.
Но доктор уже и сам вел его под локоть к двери, довольный тем, что пациент так спокойно принял известие.
– Значит, я жду вас в двенадцать часов во вторник. Мы распишем ваш режим и определимся с назначениями. На сегодня с вас уже довольно.
– Да-да, конечно. До вторника. Огромное спасибо.
– До вторника.
Дверь закрылась, голос смолк. Теперь, когда он ушел, великий эскулап сможет наконец расслабиться. Не спеша закурит, поглядит на часы. В конце концов, не ему же грозит паралич. А вот и дворецкий: уже стоит наготове в холле, протягивает ему шляпу и перчатки.
– Благодарю вас, – сказал приговоренный, улыбкой показывая: все в порядке, но избегая смотреть дворецкому в глаза.
Направляясь к выходу, он увидел через открытую дверь приемной портрет девочки на качелях.
– Я так и знала! – крикнула девочка. – Пока, до вторника!
Входная дверь захлопнулась у него за спиной, и он остановился на ступеньках. Сдвинув шляпу на затылок, он смотрел на солнце и чувствовал, как его лба касается чистый холодный воздух. Яркое и безразличное солнце висело где-то высоко-высоко в глянцевом голубом небе. На фоне этого неба силуэты домов, ясные и четкие, были похожи на заиндевелые здания со швейцарской почтовой открытки. Он пошел по улице, и на него то и дело наталкивались незнакомые люди – смеющиеся, с румянцем на щеках, они радовались погожему дню. Во всем чувствовалось что-то захватывающее, веселое, пьянящее – дыхание весны. Прохожие двигались быстро, легко, почти не касаясь ногами мостовой. Даже гудки таксомоторов звучали заливисто и мелодично. Даже шум машин был каким-то приятно-сумбурным. На втором этаже автобуса сидели две девушки без шляпок. Их волосы блестели на солнце, развевались по ветру, падали на лицо; автобус качало, и девушки смеялись. Мальчик катил обруч по тротуару, а крошечный белый терьер вертелся у него под ногами, отчаянно тявкая.
Казалось, что на деревьях Риджент-парка уже проглядывает зелень, словно тугие почки вот-вот лопнут и совсем раскроются. На лужайке виднелся первый крокус, желтый и толстый. Где-то пела птичка. Больной подозвал такси, влез в него и забился в угол, надвинув на глаза шляпу.
Она, как всегда, заставляла себя ждать. Десять минут, четверть часа… Но ему было все равно. А обычно он волновался, нервничал, без конца вынимал часы, вскакивал, принимался расхаживать туда-сюда. Сегодня все это уже не имело значения. Впервые в жизни ему не хотелось ее видеть. Хорошо бы ему сказали, что она звонила предупредить: сегодня не получится. Или нет – прислала бы телеграмму, что ей срочно пришлось уехать. Он чувствовал, что, увидев ее, не сможет сохранить присутствие духа. Если бы ее не было, он сумел бы забыться. Ни о чем не думал бы и не волновался. Но если она придет, если они будут вдвоем – тогда другое дело, тогда он сразу сникнет. Он припомнил глубокие кожаные кресла в приемной у доктора: если бы все вокруг помогало забыться!
