– Если на то пошло, девицам тоже не мешало бы приложить усилия, – возразила ей мать. – Да, в старые годы все было совсем иначе.
– Наверное, мужчинам весело наблюдать, когда девушки за них соревнуются, – пробормотала одна из младших.
Хелен сердито поглядела на сестру.
– Гм-гм! Все это весьма прискорбно, – вздохнул достопочтенный Трэверс, вытирая салфеткой рот. – Нынешний век далек от идеала. Вы согласны, Фергюсон?
– Нет, Трэверс, совершенно не согласен. Я полагаю, что это великий век.
Семейство посмотрело на него в изумлении. Услышать такое от отца было в высшей степени неожиданно.
– А можно спросить, отчего это так, Ричард? – подняла брови его супруга.
Фергюсон помедлил, прежде чем ответить, а потом обратился к пастору с любезной улыбкой:
– Я нахожу необыкновенно приятным общее падение нравов, – объявил он.
Повисло минутное молчание. Всех сковал ужас.
Достопочтенный Трэверс совсем потерял дар речи. Он мог только таращить глаза и моргать. Миссис Фергюсон величественно поднялась из-за стола и поплыла к двери, за ней послушно семенили дочки.
– Погодите! – окликнул их Фергюсон. – Я хочу вам всем кое-что сказать. Вы решили, что я сошел с ума. Что ж, возможно, вы и правы. Но я этим горжусь. И раз уж я сумасшедший, то намерен совершить самую грандиозную глупость, которая когда-либо приходила в голову безумцу.
Я пускаюсь в колоссальную авантюру. Шестьдесят лет я ждал этого момента, но ничего, еще не поздно. Что у меня получится, я и сам не знаю, да и знать не хочу. В неизвестности больше прекрасного, чем в вечном покое. Я только одно знаю твердо: когда я исчезну, Молтби никуда не денется. Вы будете жить тут год за годом, самодовольные, уверенные в своей непогрешимости. По воскресеньям паства будет привычно дремать в церкви, а по будням рассуждать о долге перед ближним. Вы, девочки, выйдете замуж, если ваша матушка расстарается, и в свой черед, к присносущей славе города Молтби, произведете на свет сыновей и дочерей.
Ваши отпрыски будут в погожие летние дни кататься на прогулочных яхтах, а зимой бить баклуши на поле для гольфа. Я искренне надеюсь, что ежегодный городской бал будет неизменно проходить с большим успехом. Я не сомневаюсь, что мечты муниципалитета сбудутся и в городе появится «прекрасный променад для привлечения туристов». Я был бы весьма расстроен, если бы моя жена перестала играть в бридж, ведь это занятие принесло ей завидную популярность, а заодно и немалый доход.
Если бы мои дочери вдруг бросили похвальную привычку гоняться за никчемными молодыми людьми, то я как отец ощутил бы свою полнейшую несостоятельность. Так пусть же сплетни, злословие и клевета вовек остаются основой жизни молтбийского яхт-клуба, и пусть его члены оттачивают мастерство в словесных баталиях, а не в технике управления яхтой. Что же до почтенных отставных служителей Англиканской церкви, то я молюсь, чтобы их истовая спиритуозная страсть, их беззаветная преданность Господу Виски была столь же негасимой, как и ныне.
Он направился к выходу, по пути сняв с вешалки в коридоре свой старый твидовый пиджак и кепи. В дверях он на минуту задержался, разжигая трубку. Затем улыбнулся, подмигнул своим светло-голубым глазом и поклонился всей честной компании в столовой:
– Доброй вам ночи!
Стукнула входная дверь, и он пропал в темноте.
Семь часов утра, серое утро. Сильный ветер задувает с юго-запада, того и гляди нагонит дождь. Однако пока ничто не предвещает беды: штормовой сигнал еще не поднят на верхушке Замковой горы.
Деревья трепещут и гнутся, в бухте высокая вода лижет ступени домов. Раскачиваются пришвартованные у берега лодки. Серые тучи низко стелются по расчерченному полосами небу, а на востоке чуть брезжит промокшее солнце.
Небольшая яхта с заплатанными коричневыми парусами борется с волнами, пробираясь к выходу из гавани. Ее подветренный планширь скользит у самой воды, но она не сдается и прорывается сквозь валы, как привычная к ветру чайка.
На палубе, держась за мачту, стоит человек в слишком широком для него желтом клеенчатом плаще, в клеенчатой шляпе на голове. Он улыбается блаженной улыбкой. У руля сидит другой – в выцветшей синей рубашке и старом твидовом пиджаке. Его седые волосы намокли от брызг, и он со смехом стряхивает с них воду.
