— Конечно, у меня есть родители.
— Ты с ними видишься?
— Нет.
— А кто они?
Он потер лицо.
— Я не хочу об этом говорить.
— И все-таки давай поговорим.
Мишель лег на спину и положил руки под голову. Повисло долгое молчание. Я видела, как поднимается и опускается его грудь.
— Моя мать была спортсменкой, занималась плаванием. Отец — ученый, маркетолог или что-то вроде этого. Точно не знаю. Он работал в Силиконовой долине.
— В Америке?
— Да.
— Твоя мать американка?
Он отрицательно покачал головой.
— Нет, француженка, родилась в Бордо.
— А отец?
Он приподнял плечо.
— Американец, канадец, мексиканец, француз, не знаю. Знаю только, что он работал в Америке. Я даже имени его не знаю. И это мало меня волнует.
— Как они познакомились?
— Мать поехала в Америку, чтобы выступать за одну из тамошних команд. Ее спонсировала фирма, в которой работал тот парень.
Мне приходилось делать усилия, чтобы понять, что говорил Мишель. Его речь была невнятной и очень тихой.
— То есть своего отца ты не знаешь? — уточнила я.
Он ответил, но совсем неразборчиво.
— Повтори, пожалуйста. Я не поняла, что ты сказал.
— Соблазнитель, сердцеед… Так говорила мать. А еще она говорила, что я на него похож. Наверное, поэтому она меня так ненавидела… Она забеременела, а этот парень был женат и слышать ничего не захотел.
— Где ты родился?
— В Бордо. Матери сделали кесарево сечение, а еще до этого у нее начались проблемы с ногами. Дело кончилось инвалидной коляской.
Он резко поднял голову.
— Послушай, я на самом деле не желаю об этом говорить. Ладно?
— Но мне хочется знать.
Мне действительно этого хотелось. Впервые он рассказывал что-то конкретное. Что-то о себе. Сам. А не какие-то другие люди — о нем.
Мишель провел руками по лицу, все еще не глядя на меня.
— Так моя мама потеряла здоровье, и все из-за меня. А когда смогла ходить, на руках у нее оказался ребенок, и спортивная карьера покатилась ко всем чертям. Плавать она больше не могла, а плавание было для нее всем, целым миром. Денег на жизнь едва хватало. Она растолстела. Завела себе нового дружка, какого-то наркомана, который и ее подсадил на героин. По-моему, мать просто хотела умереть.
Я осторожно повернулась на бок, лицом к нему. Как чудесно было слышать его голос! Быть с ним рядом. Смотреть на него.
Я не стала придвигаться ближе, потому что боялась, что Мишель перестанет рассказывать.
— Я был предоставлен сам себе, — продолжал он. — Когда мне исполнилось двенадцать, мать лишили родительских прав, а меня отправили в детский дом. На моем счету есть плохие поступки…
Над нами бесшумно пролетела сова.
— Какие?
Он пожал плечами.
— Такие. В Бордо есть чем заняться.
Мне вспомнился разговор с Бетти.
— Ты говоришь о разбойных нападениях?
Он отвел глаза.
— Нет. Я дрался, воровал, курил марихуану, пил, кололся… Чего только не было… Я злился на свою мать, на ее дружка, на весь этот мир…
— А сюда ты как попал? Как ты познакомился с Петером?
— Через Брюно. Я знал его по колонии для несовершеннолетних. Потом он снял жилье в Либурне. Когда я освободился, стал искать его. Больше мне не к кому было идти. Нашел. Брюно уже работал у Петера. Один раз он взял меня с собой. Должен же я был чем-то заниматься. Нужно было зарабатывать деньги.
— Где сейчас твоя мать?
— Не знаю и знать не хочу. Может быть, умерла. Она же этого хотела.
— А другие родственники у тебя есть?
Его голос стал жестким:
— Послушай, ни один из них никогда ничего для нас не сделал, ясно? Когда мы с матерью сидели по уши в дерьме, никто не протянул руку, чтобы помочь нам вылезти. У меня нет семьи. Есть только Петер и Брюно.
Я не могла произнести ни слова. История Мишеля была, наверное, самой печальной из всех, что мне приходилось слышать.
Я думала о своей матери. Несмотря на все сложности, которые были в наших отношениях, она всегда хотела для меня только лучшего. Воскресные прогулки в парке, кормление уточек, телевизор в субботу вечером. Теплое уютное гнездышко. По сравнению с тем, что пришлось пережить Мишелю, мой жизненный путь был просто усыпан розами. Мне стало стыдно, что я втянула его в этот разговор. Мишель сел, опираясь на руки. Он мрачно смотрел на меня.