– Это можно сказать о каждом из нас, – проговорила Николь.
За столом наступило недолгое молчание.
– Мама, ты устала? – спросила Симона. – Патрик сказал нам, что у тебя нелады со здоровьем, и когда мы сегодня узнали, что ты запаздываешь...
– Да, я немного устала, – ответила Николь. – И, наверное, не смогу уснуть... по крайней мере прямо сейчас... – Она отъехала в своем кресле от стола и опустила пониже сиденье. – Правда, неплохо бы посетить туалетную комнату.
– Конечно, – Симона вскочила. – Я провожу тебя.
Симона проводила мать по длинному коридору к дверце из имитированной древесины.
– Итак, с вами здесь живут шестеро детей, – проговорила Николь, – в том числе трое, которых ты выносила и родила?
– Да, это так. У нас с Майклом было двое мальчиков и двое девочек, рожденных «естественным методом», как ты говоришь... Старший, Даррен, умер, когда ему было семь... долгая история, и, если у нас будет время, я расскажу тебе ее завтра... Все остальные дети выросли из эмбрионов в их лаборатории...
Они добрались до дверей в туалетную.
– А ты знаешь, сколько твоих детей вырастили Орел и его коллеги? спросила Николь.
– Нет, – ответила Симона. – Но мне они сообщили, что извлекли из меня более тысячи здоровых яйцеклеток.
Возвращаясь в столовую, Симона пояснила, что все ее дети, рожденные естественным методом, провели всю свою жизнь вместе с ней и Майклом. Их супруги – конечно же, рожденные из ее яйцеклеток и от спермы Майкла, были подобраны для них инопланетянами после тщательного генетического контроля.
– Итак, браки устраивали не вы? – спросила Николь.
– Именно, – Симона усмехнулась. – Каждому нашему ребенку предложили на выбор несколько пар, причем все они прошли генетический отбор.
– У тебя не было никаких проблем с внуками?
– Во всяком случае, статистически значимых, если пользоваться словарем Майкла.
Когда они вернулись в столовую, стол опустел. Майкл сказал им, что перенес кофейник и чашки в кабинет. Николь включила пульт кресла и последовала за ними в большой кабинет – мужской, с темными деревянными полками и огнем, пылающим в камине.
– Огонь настоящий? – спросила Николь.
– Да, – ответил Майкл. Он склонился вперед в своем мягком кресле. – Ты интересовалась нашими детьми. Мы хотим, чтобы ты встретилась с ними, но, безусловно, не хотим перегружать тебя...
– Понимаю, – Николь отпила кофе из чашки, – и согласна с вами... Конечно, нам бы не удалось так спокойно и полезно поговорить, если бы за столом находилось еще шесть человек.
– Но ты забыла о четырнадцати внуках, – напомнила Симона.
Николь поглядела на Майкла и улыбнулась.
– Прости меня, Майкл, но _ты_ сегодня представляешь самое нереальное видение из всего, что я здесь лицезрела. Я гляжу на тебя, и мой ум отказывается понимать. Ты ведь на двадцать лет старше меня, но сейчас тебе на взгляд всего лишь шестьдесят; ты явно стал моложе, чем был, когда мы оставили Узел. Как это могло случиться?
– О, их мастерство на грани волшебства. Они переделали меня практически целиком: заменили сердце, легкие, печень, пищеварительную и выделительную системы, большую часть моих эндокринных желез. Мои кости, нервы, мышцы, кровеносные сосуды укреплены миллионами микроскопических имплантатов, которые не только обеспечивают выполнение жизненно важных функций, но и во многих случаях биохимически омолаживают состарившиеся клетки. Моя кожа особый материал, который они усовершенствовали лишь недавно; она обладает всеми качествами настоящей человеческой кожи, но не стареет, на ней нет родинок и бородавок... Раз в год они помещают меня в госпиталь, там я провожу два дня без сознания и выхожу совершенно новым человеком.
– Подойди-ка сюда, чтобы я могла прикоснуться к тебе, – Николь усмехнулась. – Нет, я не буду вкладывать персты в раны от гвоздей на твоих руках [имеется в виду евангельская легенда об апостоле Фоме, усомнившемся в Воскресении Иисуса Христа: «Если не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его, не поверю» (Иоанн, 20, 24-29)], ничего подобного. Но пойми, мне трудно поверить твоим словам.
