Макс доводил всех до безумия. Если Эпонина кричала или стонала, он бросался к ней, хватал жену за руку и принимался корить Николь:
– Ей же больно, почему ты не можешь помочь?
В промежутке между схватками, когда по предложению Николь Эпонина вставала возле постели, чтобы тяготение помогло ходу родов, Макс вел себя еще хуже. Изображение нерожденного сына, застрявшего в родовом канале и с трудом проталкивавшегося наружу, заставляло его разражаться очередной тирадой.
– О Боже, Боже, поглядите только, – проговорил Макс после особенно сильной схватки. – У него же головка _расплющится_. Ах ты мать-перемать... дырка узкая, не пролезет ведь.
За несколько минут до того, как Мариус Клайд Паккетт появился на свет Божий, Николь успела принять пару решений. В первую очередь она заключила, что ребенок не сможет родиться без дополнительной помощи. Необходимо было произвести эпизиотомию, чтобы уменьшить боли и разрывы родового канала. Кроме того. Макса следовало выставить вон, пока он не учинил истерику и не помешал родам.
Элли стерилизовала скальпель по просьбе Николь. Макс бросил на инструмент одичалый взгляд.
– Чего это ты решила делать _этой штуковиной_? – спросил он Николь.
– Макс, – спокойно ответила Николь, поскольку Эпонина еще только ощущала приближение очередной схватки. – Я тебя очень люблю, но сейчас тебе лучше выйти отсюда. Прошу. Я хочу помочь Мариусу родиться, но зрелище будет не из приятных...
Макс не шевельнулся. Когда Эпонина застонала, стоявший в дверях Патрик положил руку на плечо друга. Уже показалась головка ребенка. И Николь начала резать. Эпонина вскрикнула от боли.
– Нет! – в отчаянии завопил Макс при первом виде крови. – _Нет_! .. Вот дерьмо... вот дерьмо!
– А ну, живо выметайся! – закричала Николь, завершая эпизиотомию. Элли торопливо утирала кровь. Патрик развернул Макса кругом, обнял его за плечи и увел в гостиную.
Николь поглядела на картинку, едва только она появилась на стене. Маленький Мариус находился в идеальном положении. «Какая фантастическая техника, – промелькнула мысль. – Она полностью преобразует процесс родов».
Но времени на размышления не оставалось. Начиналась очередная схватка. Николь взяла Эпонину за руку.
– По-моему, все вот-вот закончится. А теперь тужься как можно сильнее... в течение всей схватки. – Синему Доктору Николь сказала, что больше картинок не потребуется.
– Тужься! – завопили вместе Николь и Элли.
Ребенок появился на свет. Показались прядки бурых волосиков.
– Давай, – проговорила Николь, – тужься опять.
– Но я _не могу_, – простонала Эпонина.
– Можешь! .. _Тужься_!
Эпонина прогнула спину, глубоко вздохнула, и мгновение спустя маленький Мариус очутился на руках Николь. Элли держала наготове ножницы, чтобы перерезать пуповину. Мальчишка закричал сам, без посторонней помощи.
Макс ворвался в комнату.
– Ну вот, твой сын родился, – Николь обтерла его, перевязала пуповину и вручила младенца гордому отцу.
– О Боже... о Боже... а что же теперь делать? – спросил озадаченный, но сияющий Макс, державший ребенка так, словно бы Мариус был даже не из стекла, а из хрупких алмазов.
– Можешь поцеловать его, – Николь улыбнулась. – Неплохое будет начало.
Опустив голову, Макс нежно поцеловал Мариуса.
– А теперь можешь передать его матери, – сказала Эпонина.
Слезы радости текли по Щекам роженицы, когда она поглядела на своего первенца. Николь помогла Максу поднести ребенка к груди Эпонины.
– Ох, мамзелька, – Макс стиснул руку Эпонины, – как я тебя люблю... как сильно я тебя люблю.
Мариус, непрерывно вопивший после рождения, притих, оказавшись на груди матери. Эпонина протянула вторую руку (Макс так и не выпускал другую) и нежно погладила своего ребенка. Глаза Макса вдруг наполнились слезами.
– Спасибо тебе, дорогая, – сказал он Эпонине. – Спасибо тебе, Николь. Спасибо, Элли.
Макс поблагодарил всех присутствующих в комнате, в том числе и двоих октопауков... потом поблагодарил еще раз и еще. Казалось, он сделался «обнимательной машиной»: даже октопауки не сумели избежать его благодарных объятий.
