| Уже не выбрать было приятного, успокаивающего, на что смотреть, а надо было смотреть на восемь пришибленных существ, теперь ему как бы равных, - восемь больных в бело-розовых, сильно уже слинявших и поношенных пижамках, где залатанных, где надорванных, почти всем не по мерке. |
| And he could not even choose what to listen to; he had to listen to these uncultured creatures and their wearisome conversations which had nothing to do with him and were of no interest to him. | И уже не выбрать было, что слушать, а надо было слушать нудные разговоры этих сбродных людей, совсем не касавшиеся Павла Николаевича и не интересные ему. |
| He would have loved to command them all to be quiet, especially the tiresome fox-haired one with the bandage-grip round his neck and the constricted head. Everyone called him simply 'Yefrem', even though he was not a young man. [Footnote: This is a mark of disrespect in Russian. An older man would normally be addressed by his first name and his patronymic, as in Pavel Nikolayevich, meaning Pavel, son of Nikolai. (Translators' note)]. | Он охотно приказал бы им замолчать, и особенно этому надоедному буроволосому с бинтовым охватом по шее и защемлённой головой - его просто Ефремом все звали, хотя был он не молод. |
| It was impossible to restrain Yefrem. He refused to lie down and never went outside the ward, just paced restlessly up and down the central gangway. | Но Ефрем никак не усмирялся, не ложился и из палаты никуда не уходил, а неспокойно похаживал средним проходом вдоль комнаты. |
| From time to time he would screw up his face as if he was being injected and clutch his head. | Иногда он взмарщивался, перекашивался лицом, как от укола, брался за голову. |
| Then he would start walking up and down again. | Потом опять ходил. |
| After these walks he always stopped at the foot of Rusanov's bed, leant the rigid top half of his body towards Rusanov over the rails, thrust his broad, pock-marked, sullen face forward and lectured him: | И, походив так, останавливался именно у кровати Русанова, переклонялся к нему через спинку всей своей негнущейся верхней половиной, выставлял широкое конопатое хмурое лицо и внушал: |
| ' You've had it, Prof. | - Теперь всё, профессор. |
| You'll never go home again, see?' | Домой не вернёшься, понятно? |
| It was very warm in the ward. Pavel Nikolayevich was lying on top of the blanket in his pyjamas and skull-cap. | В палате было очень тепло, Павел Николаевич лежал сверх одеяла в пижаме и тюбетейке. |
| He adjusted his gilt-rimmed spectacles, glared severely at Yefrem, as he knew so well how to, and replied, | Он поправил очки с золочёным ободочком, посмотрел на Ефрема строго, как умел смотреть, и ответил: |
| 'I am at a loss, comrade, to know what you require of me, and why you are trying to intimidate me. | - Я не понимаю, товарищ, чего вы от меня хотите? И зачем вы меня запугиваете? |
| I don't ask questions, do I?' | Я ведь вам вопросов не задаю. |
| Yefrem just snorted maliciously. | Ефрем только фыркнул злобно: |
| 'Who cares about your questions, you still won't be going back home. | - Да уж задавай не задавай, а домой не вернёшься. |
| You may as well give back your glasses. | Очки вон, можешь вернуть. |
| And your new pyjamas.' | Пижаму новую. |
| After this crude outburst, he straightened his clumsy body and started pacing up and down the gangway again, like a man possessed. | Сказав такую грубость, он выпрямил неповоротливое туловище и опять зашагал по проходу, нелёгкая его несла. |
| Of course, Pavel Nikolayevich could have cut him short and put him in his place, but somehow he could not summon his usual will-power. It was already low, and it had sunk even lower at the words of this bandaged devil. | Павел Николаевич мог, конечно, оборвать его и поставить на место, но для этого он не находил в себе обычной воли: она упала и от слов обмотанного чёрта ещё опускалась. |
| He needed support, but instead he was being pushed down into a pit. | Нужна была поддержка, а его в яму сталкивали. |
| In a matter of hours he had as good as lost all his personal status, reputation and plans for the future -and had turned into eleven stones of hot, white flesh that did not know what tomorrow would bring. |
