Жаль, конечно, что Рафферти воспользуется пятой поправкой. Дэниэл с удовольствием послушал бы, как он станет отвечать на вопросы, столь тщательно подготовленные следственным аппаратом комиссии. Да, Рафферти далеко не хлюпик, как противник он действительно заслуживает уважения. Дэниэл внимательно прочел протоколы других расследований, в процессе которых Рафферти давал показания, и должен был признать, что почти необразованный, грубый Джек Рафферти обладал и хорошо подвешенным языком и острым умом; когда нужно было ответить, он не лез за словом в карман, хотя частенько не знал, как правильно произнести слово.
На какое-то мгновение Дэниэл даже почувствовал зависть к Рафферти — точнее, не к самому Рафферти, а к тому, чем тот владел. Лучшие частные школы для детей, счета в банках на баснословные суммы (на имя жены, разумеется), шикарные «кадиллаки» и «линкольны» с шофером, не облагаемые налогом, поскольку «признательные» рядовые члены профсоюза содержали их за свой счет, пикантные развлечения, мысль о которых Дэниэл безуспешно пытался гнать от себя.
Дэниэл уже много лет тянул лямку заурядного чиновника и понимал, что после ухода со службы может надеяться лишь на весьма скромную государственную пенсию. Его дети были вынуждены учиться в обычном учебном заведении, хотя он, будь у него средства, предпочел бы отдать их в частную школу.
Очнувшись от размышлений, Дэниэл заметил, что Рафферти сел за стол перед возвышением; его адвокат, положив перед собой портфель, сделал то же самое. Рафферти принес с собой и поставил у ног небольшой плоский чемоданчик. Дэниэл удивился: что могло быть в нем? Скорее всего, две-три бутылки виски, и уж во всяком случае не конспект предстоящего выступления. Рафферти для конспекта хватило бы и самого маленького конверта. Да и адвокат Рафферти в сущности не нужен; Морт Коффман, несомненно, уже тщательно его проинструктировал. Не так уж трудно заучить слова: «Я почтительно отказываюсь отвечать на том основании, что, поступая так…» и так далее.
Морт Коффман прикрыл рот пухлой, почти младенческой ладошкой.
— Так не забудь, — шепнул он, — отвечать нужно только на вопросы о фамилии и адресе. На вопрос о занятиях отвечать нельзя, иначе…
Рафферти покачал головой, вернее, несколько раз резко дернул ею — характерное для него движения.
— Ради бога, Морт, — угрожающе прошипел он, — не лезь со своими советами. Не для того я тебя нанял. Впервой мне, что ли, попадать в такие передряги? Я же говорил, что ты нужен мне только на тот случай, если у меня возникнет какой-нибудь вопрос. Заруби это себе на носу. Когда понадобится, я сам к тебе обращусь.
Он поднял глаза и, обнаружив, что за ним внимательно наблюдают журналисты и фоторепортеры, улыбнулся и дружески похлопал адвоката по плечу.
Улыбка совершенно преображала Рафферти, меняла выражение его лица. Из серьезного, солидного мужчины сорока с лишним лет, который в жизни мог оказаться кем угодно, он превращался в подростка — искреннего и обаятельного. Сломанный когда-то нос делал его похожим на озорного и лукавого уличного мальчишку, карие глаза становились теплыми, добрыми и доверчивыми. Достаточно было хоть раз увидеть улыбку Джека Рафферти, чтобы понять, почему он нравился почти всем, кто с ним знакомился, почему сразу завоевывал их доверие.
— Я думал… — начал было Морт Коффман.
— А ты не думай, — все еще улыбаясь, ответил Рафферти; ему не хотелось, чтобы решили, будто он позирует перед телевизионными камерами, пусть считают, что если он и улыбается, то только своему адвокату и никому больше. — Не ломай себе голову. Я сам за себя думаю и сам за себя беспокоюсь. А ты сиди и наслаждайся. За тысячу в день, я думаю, можно наслаждаться.
Морт Коффман тоже заулыбался — его улыбка совсем не походила на улыбку Рафферти — и несколько раз торопливо кивнул круглой младенческой головкой.
— Хорошо, Джек, хорошо.
«Сукин сын! — думал он. — Вот сукин сын! И все же какой молодец! Ему предстоит самая трудная в жизни схватка, а он улыбается и уговаривает меня не беспокоиться, да еще платит тысячу долларов в день только за то, чтобы я сидел тут. Что ж, он, наверно, знает, что делает. Сколько таких расследований он уже прошел, а положение его раз от разу становилось более прочным. Скажи какой-нибудь другой клиент ему, Морту Коффману: „Заткнись и не лезь со своими советами“, он бы сейчас же встал и ушел. Да, да, несмотря на тысячу долларов встал бы и ушел. Никому другому он не позволил бы так разговаривать с ним. Черт возьми, именно за то они и платят ему свои денежки, что он думает за них, он хочет зарабатывать деньги, а не брать просто так. Кроме того, ему надо защищать и свою собственную репутацию. Своего теперешнего положения он добился не тем, что позволял клиентам думать самим. Нет, сэр!»
