Радуга в аду - страница 7
Вадим в новых джинсах сидел на полу, смотрел телевизор, когда в квартиру вошел отец, весь взволнованный — лишь глянул в комнату, где были бабушка и внук, и сразу в свою комнату прошел, затем в бабушкину. Слышно было, как он что-то ищет, на пол падали книги, отец ругался.
— Где?! — ворвался он в комнату. Взгляд нервный, — где? — повторил громче. Вадим оглянулся. Страшно стало. Отец зло смотрел на бабушку. Бабушка в кресле сидела, книгу читала.
— Что — где? — отложила она книгу.
— Что — где? — передразнил отец. — А то не знаешь, что — где. Где, спрашиваю? — рявкнул он так, что Вадим, вздрогнув, пошевелится боясь, замер и, чуть не плача, сидел, все как будто все телевизор смотрел. — Вот змеюка, — издеваясь, качал отец головой, — вот змеюка подколодная. «Что — где», — дразнился он, бешено дырявя бабушку взглядом, — а то ты не знаешь. Ведь ты, змеюка, всю мне жизнь поломала. Змеюка. Говори, где! — взревел он. — Говори!
— Не знаю, родной. Что ты.
— Что ты, родной, — дразнился отец. — Всю жизнь мне поломала. Шлюха ты кабинетная. Вот внук сидит, слушает, и тебе не совестно, шлюхе-то кабинетной. Не совестно ведь, признайся, глаза-то вон — корчит. Не знает она ничего. Дурочкой прикидывается. Я же из-за тебя инвалид. Я же из-за тебя больной. Ты, Вадим, слушай. Ты все слушай. Я из-за нее на бокс пошел, потому что у меня, вон, видишь, все лицо пятнами белыми — пигментация нарушена, с пяти лет все это, меня во дворе дразнили, били, я на бокс пошел, а она отпустила, иди, говорит, постой за себя. А мне там по голове. И ты, шлюха… Помнишь, как в милицию меня сдала — увидела меня за картами, когда я твои серьги паршивые проиграл, помнишь? Родного сына, в милицию, в воспитательных целях, — и ты мне про стыд говоришь, двенадцатилетнего сына — в милицию, у-у, шалава.
— Какие слова, да матери, — качала бабушка головой.
‑Да какая ты мать. Ты же сама в милиции, я все слышал, говорила, чтобы они там меня уму-разуму поучили. А то, что меня до гола раздели и водой холодной поливали… Шлюха! Тварь! Змея!!
— И не стыдно тебе, — все качала головой бабушка. — Я всю жизнь положила, чтобы тебя воспитать, чтобы из тебя человек вышел, ничего ж не пожалела, а ты — матери, и такие слова.
— Это мне-то стыдно? Да у тебя мужа-то никогда не было. Ты же шалава партийная. Кто отец-то мой, ты хоть знаешь? Шлюха! Где деньги? Где мои деньги! — отец замахнулся.
— Что ты, сынок.
— Она деньги мои ворует. Ворует мои деньги, — говорил он сыну, точно в свидетели того призывая.