— Сейчас, — сказал Игорь. Он остановился. — Мне надо войти в обстановку, то есть привыкнуть. — Он посмотрел вокруг себя. — Так-так-так! Частей вроде нет. Значит, нет и патрулей. Чего ты смеешься? Я сказал какую-нибудь глупость? Нет! Тогда какого же че… тогда чего же ты смеешься? Ты, как Женька.
— Какая Женька? — быстро спросила она, сразу же перестав смеяться.
— Не какая, а какой. Есть у нас один парень.
— На фронте?
— Да. Пойдем к самому берегу. Пойдем?
Они прошли через центр города, через пересекающиеся улицы, на которых стояли приземистые особняки. Когда-то в них жили купцы, отправлявшие по Волге лен, теперь на их обшарпанных стенах висели четырехугольные стеклянные вывески учреждений.
В Волге, метрах в полутораста от берега, стояла колокольня. На ней, на шаре, был крест. И шар, и крест были золотые. С берега хорошо виднелись лестницы и полуколонны колокольни, которые подпирали верхние этажи. В окнах. конечно, не было ни стекол, ни рам, а из самого верхнего этажа торчала стальная труба, необычная для колоколен. Как он потом узнал, до того как эта колокольня оказалась в воде, с нее спускались на парашюте. Парашют прикреплялся к трубе, человек стоял на последнем этаже, надевал лямки, повисал под парашютом, инструктор отцеплял парашют от трубы, и человек опускался. Чтобы парашют не относило, он кольцом скользил по веревке.
— Там лес. Я так давно не была в лесу — Наташа вздохнула.
— Потом можно будет съездить, — предложил Игорь.
— А лодка?
— Лодку достанем.
— У тебя будет время для этого?
— Будет. Времени будет много.
— А если мама захочет, чтобы ты был все время с ней?
— Она поймет, что я не маленький.
— Так хорошо, что не хочется уходить.
— Мне тоже.
— Давай посидим на тех бревнах.
— Давай.
Было хорошо идти за ней по чуть влажному уступающему ноге песку, идти не торопясь, и смотреть на нее, или на синеющий далекий бор, или в воду у берега и видеть, как шарахается с мелководья плотва.
Они сели на бревна. Он достал табак и обрывок газеты.
— Не надо курить, — попросила она. — Здесь так чудно пахнет!
— Ладно, — согласился он.
— Что ты будешь здесь делать? — спросила она.
— Не знаю. Спать. Купаться. Может, ходить на рыбалку. Может, надо матери помочь. Дров заготовить, еще что-нибудь.
— Ходить в кино?
— Ходить в кино.
— И на танцы?
— И на танцы. Я не особенно хорошо танцую. Читать книги. Если бы это было в моем городе, я бы встретил знакомых. Здесь я никого не знаю.
— И тебе будет скучно?
— Может быть. Наверное, будет. Тебе не скучно в Москве? Хотя в Москве, наверное, не скучно.
— Мне не скучно. Есть подруги. Я буду вспоминать, как ехала сюда.
— Тебе понравилось?
Она помолчала.
— Вообще — да. Было интересно. Интересные люди, — добавила она. — Особенно тот усатый. Помнишь, как ему в сапог налили воды? Но он вообще хороший человек, правда?
— Может быть.
— Он добрый.
— Не знаю.
— У тебя хорошие товарищи на фронте?
— Ничего.
— Вы, наверное, там все очень дружны.
— Мы об этом не думаем.
— А о чем вы там думаете?
— Особенно ни о чем. Вы о чем здесь думаете?
— Тоже особенно ни о чем. Сейчас все думают, как бы скорее кончилась война.
— Об этом мы тоже думаем.
Погодя, она сказала неопределенно:
— Так все странно получается.
— Что странно?
— И ты все время проведешь здесь?
— Мне больше некуда ехать. А ты сколько будешь здесь?
— Два дня. Я приехала, чтобы просто передать вот это. — Она показала на саквояж.
— Если хочешь, я помогу тебе сесть на поезд, — предложил он.
— Спасибо, — сказала она.
На углу, где она должна была свернуть, они остановились.
— Ну вот, — сказала она. — Мне направо. Видишь тот дом? Мне туда.
— Откуда ты знаешь?
— Номер восемь. Этот номер два.
— Я могу помочь тебе сесть на поезд, — повторил он. — Только я должен знать, когда ты будешь уезжать. Как я узнаю?
Она помедлила и сказала:
— Приходи завтра в два часа к бревнам. Хорошо? Ты извини, что я тебя не приглашаю в дом.
— Около бревен даже лучше, — сказал он. — Мы снова посидим.
Она протянула ему руку. — До свидания.
— До свидания. Если я понадоблюсь — Речная, 26. Не забудешь? 26.
— Речная, 26, — повторила она. — Не забуду. Спасибо тебе за все.
