Пять или шесть чаек — их крики доносит до нас ветер — поочередно налетают на пепельно-серую цаплю, которая держит курс к самой большой отмели (их исконному наследному владению), вознамерившись вдоволь полакомиться пестренькими, снесенными прямо в песок яичками. Всякий раз, когда они приближаются к ней, цапля пригибается, вертит своим кинжалоподобным клювом, но наконец, потеряв терпение, тяжело и неловко взмахивает большими, похожими на старые паруса крыльями, поднимается в воздух и улетает, провожаемая пронзительными криками кружащейся вокруг нее в затейливом танце белой стаи.
— Редкий случай, — замечает Бруно. — Слабые в кои-то веки одержали победу.
— Все дело в том, кто лучше летает, — откликается Мишель.
Стараясь не провалиться в ямы, мы переходим вброд реку (вода доходит нам до бедер, а Ксавье и Одилии она почти до пояса) и направляемся к песчаной косе, где стоят наши удочки. Мои сыновья сейчас очень похожи друг на друга. Подобные треугольники, как сказал бы Мишель. Разрыв между ними уменьшается. И по тому, как Мишель постоянно заботится о том, чтобы не потускнел над его головой нимб студента Политехнической школы, по тому, как он все время поправляет и дополняет Бруно, чувствуется, что это беспокоит его и он хочет подчеркнуть существующую между ними разницу: никогда еще он не держался с такой уверенностью. Одилия, поскольку рядом не оказалось других девушек, стала для него пробным камнем.
Бруно первый замечает сторожок, наклоняется, тянет леску. На третьем крючке яростно бьется огромный угорь. Бруно, как и его брат, терпеть не может снимать рыбу с крючка; он на минуту приподнимается, вероятно, собираясь обратиться ко мне за помощью. Но перед ним стоит Мишель, а чуть подальше Одилия. Бруно снова нагибается, и отцепив скользкого, извивающегося угря, протягивает его брату, который мужественно пятится.
— Чего ты испугался? — усмехается Бруно. — Самый обыкновенный представитель угреобразных! Не побежишь же ты теперь за рапирой!
Очко в твою пользу, сынок.
Меня забавляет, когда он пытается утвердить свое «я» за счет Мишеля, который сразу же хмурится, старается казаться старше, чем он есть, начинает важничать. (Что за взгляд! Можно подумать, что мы с ним одних лет, что он сейчас начнет ворчать, как старый дядюшка: до чего же непочтительны эти молокососы!) Авторитет Мишеля, впрочем, нисколько не пострадал даже в глазах Бруно, которому в конечном счете не под силу тягаться с братом. Правда, Бруно вышел из того возраста, когда играют в детской команде (ему через месяц исполнится восемнадцать лет), и перешел в разряд юношей, но Мишелю двадцать один, и он уже игрок взрослой команды. Силы, как и прежде, не равны.
В воде, избегая всякого соперничества, одна мысль о возможности которого показалась бы ему оскорбительной, Мишель дает Бруно отплыть подальше и, когда тот достигает заводи, бросается в воду, проплывает мимо брата, не удостоивая его даже взглядом, и, борясь с течением, пересекает самое глубокое место — от черного до красного бакена.
На земле Мишель не станет состязаться в беге на сто метров. Но если Лора попросит догнать машину бакалейщика, который забыл к нам заехать, Бруно напрасно пускается следом за ним. Мишель летит, как настоящий спринтер, и, покрывая расстояние от дома до дока, опережает его не меньше чем на десять метров. Потом как ни в чем не бывало он молча возвращается к девушкам, и только грудь его высоко вздымается. В наши дни не принято много болтать, важно показать себя. Покоритель сердец немыслим без могучих мускулов.
В компании Бруно испытывает новые затруднения. Он умеет ввернуть острое словцо, но это мало что меняет — авторитетом он все равно не пользуется. В спорах, развлечениях, прогулках инициатива всегда оказывается в руках Мишеля. Если они решают потанцевать, для Бруно это настоящее несчастье — он неумело топчется на месте. Если вся компания садится за карты, то его без конца поправляют, ругают, учат. Уже одно то, что Мишель великодушно согласился каждое утро обучать Бруно водить машину — и тот скоро сможет получить права, — говорит само за себя.
