– Банк «Богатая казна», начальник аналитического отдела Александр Петров… – отозвалась трубка вышколенным корпоративной вежливостью голосом мужа. – Я вас внимательно слушаю…
– Саш, я заболела, с работы отпросилась.
– А что с тобой?
– Голова болит, и слабость такая…
– А почему домой? Надо было в больницу идти! Вдруг что-то серьезное?
– Да ничего. Поваляюсь денек, и пройдет. Ты сегодня приезжай пораньше, ладно?
– Хорошо, Натусь… Тебе купить чего-нибудь? Может, в аптеку заехать?
– Я не знаю… Ну, купи таблетки от головной боли. У нас дома никаких лекарств нет.
– Ладно. А ты постарайся уснуть, ага? У меня после обеда совещание назначено, как все закончится, я сразу приеду. Давай, не кисни. Все, пока…
Нажав на кнопку отбоя, она прижала гладкий пластиковый корпус трубки к щеке, будто она была неким проводником Сашиной о ней заботы, полежала немного, потом переползла на его половину кровати, устроила голову в ямке, оставленной его головой на подушке. Как хорошо, что у нее есть любящий заботливый муж, и хорошо, что он после совещания помчится домой, и от подушки так сладко, так по-мужски пахнет его туалетной водой… И вообще, все у них в доме хорошо… Хорошо… И так будет всегда…
Последней ее мыслью было, что надо бы раздеться и лечь в постель по-человечески, потому что блузку и юбку жалко, зря, что ли, она их все утро наглаживала. Потом эта мысль уплыла, так и не успев достучаться до сознания, и она заснула, несмотря на головную боль, очень крепко. Но в то же время и беспокойно, и на фоне этой крепкой дневной дремы что-то все же происходило, плавал черным облаком сон не сон, но образ невидимый, как ощущение дурного предчувствия. Потом этот образ подал голос, то есть материализовался звуком, очень настойчивым и очень знакомым. Она вздрогнула, открыла глаза – бог мой, да это же в дверь звонят! Саша, наверное, уже приехал! И часы показывают половину четвертого пополудни…
Она живенько сползла с кровати, прошлепала к двери, привычно справилась с замком, распахнула настежь. И застыла в удивленной позе – на пороге стояла Анна. Явление было столь наглым и неожиданным, что глаз, приготовившийся лицезреть в двери любимого мужа Сашу, даже и моргнуть не успел, а язык, не спросясь, уже выдал непрошенное, оторопело вежливое:
– Привет…
– Здравствуй, Наташа. Еще раз. Мы с тобой сегодня уже виделись вообще-то. Войти можно? – кротко улыбнулась стоящая в дверях Анна и тут же пояснила торопливо: – Ты извини меня, ради бога, что я домой заявилась, но мне очень нужна твоя помощь. Ты ведь не откажешь мне в помощи?
– А… А чем я, собственно… – начала приходить в себя Наташа, то есть медленно разводить руки в стороны, поднимать вверх плечи и лихорадочно призывать в одурманенную сном голову остроту реакции для совершения хоть каких-нибудь защитных действий.
Конечно, самое лучшее было бы призвать на помощь не остроту реакции, а обыкновенную человеческую наглость. То есть тупо захлопнуть перед Анниным носом дверь. Ну, можно было еще пробормотать что-нибудь вежливое для приличия, например: «Дико извиняюсь, дорогая Анна, но температура у меня поднялась катастрофически высокая и вот-вот могу в обморок грохнуться». Ничего этого она сделать не успела, стояла как идиотка, сбитая с толку непривычной Анниной говорливостью, и, как ей казалось, даже чуть пошатывалась от летящей в грудь пулеметной очереди торопливых объяснений:
– Понимаешь, Наташа, у меня просто не было другого выхода, только к тебе ехать! Иван Андреевич дал мне задание написать для него выступление на симпозиуме, и я написала конечно же, но боюсь, не пропустила ли чего… Или, наоборот, не ляпнула ли там лишнего. Ты пробеги свежим глазом, пожалуйста! Это много времени не займет… Там пять страниц всего…
В общем, она и опомниться, и проследить за процессом не успела, как Анна вместе со своим словесным потоком уже вплеснулась в прихожую, как, наклонившись, быстро расстегнула босоножки, как выудила из сумки голубую пластиковую папочку с бумагами. И ничего ей больше не оставалось, как с тоской оглянуться на открытую еще дверь да вздохнуть, смирившись с обстоятельствами, – не драться же с этой наглой девкой, в самом деле, не выпихивать в спину вместе с ее бумагами и босоножками.
