– Ладно, гостям на сегодня все капризы прощаются. Так и быть. Но только на сегодня! В следующие выходные, Анна, когда мы снова будем жарить шашлыки…
– Что?! – непроизвольно вырвалось у Наташи. – Не поняла, что в следующие выходные?
– Так шашлыки жарить… – повернулся к ней Саша, и улыбнулся, и поднял наивно брови, демонстрируя крайнее удивление ее непониманием. – Я пригласил девчонок сюда на следующие выходные…
– А-а-а… – взяв себя в руки, как можно равнодушнее произнесла Наташа и тут же, будто бы озаботившись хлебосольством, быстро проговорила: – Слушай, надо же вино принести! Пойдем, поможешь мне, оно в погребе на холоде стоит…
– В каком погребе? – снова моргнул он удивленно.
– В таком! Пойдем, мне одной все не поднять! Ну?
Пожав плечами, он последовал за ней к дому, а догнав уже на крылечке, спросил насмешливо:
– Натусь, ты чего? Про погреб какой-то выдумала… Первый раз слышу, чтоб у нас на даче был погреб!
– Не у нас, а у меня, понял? – развернувшись резко, как фурия, предъявила она ему свое разъяренное лицо. – Это, между прочим, моя дача! И нечего сюда тащить всяких… всяких…
– Это я тащу? Кого это я притащил, интересно? – растерянно проговорил он.
– Ну, не ты… Просто я хочу тебе сказать, что все, что здесь происходит, мне очень не нравится!
– А что здесь происходит, извини?
– Ничего! В общем, чтоб этой… этой Анны я здесь больше никогда не видела, понял?!
– Натусь, да ради бога… – пожав плечами и улыбнувшись, развел он руки в стороны. – Хотя… Чем она тебя так разозлила, интересно?
– Ничем она меня не разозлила. Еще чего. Просто не хочу – и все.
– Постой, постой… Уж не ревновать ли ты меня вздумала, а, Наташк? Странно, вроде не наблюдалось за тобой таких пошлых странностей! Нет, ты что, и в самом деле по-настоящему, всерьез и искренне меня ревнуешь?
– А ты, можно подумать, искренне этому удивляешься! Слишком много эмоций для искренности ты выдаешь, Саш… Явный перебор.
– И опять не понял… Ты в чем все-таки меня обвиняешь? Что я сделал не так? Девчонки – наши гости, и…
– Да все так, Саша. Ладно, пойдем. Гости вина и шашлыков ждут.
Дальше вечер пошел уж совсем наперекосяк. Наташа сидела, злилась молча, потягивала вино из стакана. Все ее раздражало: и Сашины потуги рассмешить компанию, и Катькин смех, и появившиеся к вечеру комары, и популярные песенки, хрипловато доносящиеся из автомобильного радиоприемника. А особенно раздражало Аннино лицо, на первый взгляд отрешенно-задумчивое, но со скрытым выражением понимания ситуации и победной над ней насмешливости. Вроде того – чего тебе еще остается, ревнивая женушка, кроме как дуться на меня, на красавицу этакую…
В девять часов Антонина Владимировна отправилась укладывать детей спать. Наклонившись к Наташе, спросила тихо:
– У вас на завтра какие планы? До вечера поотдыхаете?
– Нет, ба. Утром уже уедем. Таечку же надо успеть навестить.
– Натусь, как утром? – удивленно повернулся к ней Саша. – Мы же хотели… Я думал…
– И правда, Натка! Чего утром-то? Можно и к вечеру! – поддержала его Антонина Владимировна. – Завтра погода хорошая будет, смотри, какой закат намечается!
– Нет, ба, я тебя не понимаю… – всплеснула руками Наташа, язвительно улыбнувшись. – Совсем недавно ты меня упрекала в эгоизме по отношению к Таечке, а сейчас, когда я рвусь исполнить свой долг, ты…
– Ладно, ладно, езжай. Тебе виднее! – махнула рукой Антонина Владимировна, подхватывая под мышку брыкающуюся и хнычущую Тонечку. – Я вам на веранде постелила, а девочкам – в доме, на софе. Она большая, им места хватит. Разберетесь, в общем. Димуля, малыш, ты где? Сейчас ляжем, я вам сказку расскажу…
После их ухода и без того хилый дух общения совсем сник, и только Катька тараторила без умолку, рассказывая что-то из жизни продавцов модного магазина, где она этим продавцом и работала, и совсем не чувствовала, что на фоне ее трескотни происходит рядом другая, невидимая и неслышимая, но такая насыщенная чужими эмоциями жизнь, сплетенная из раздражения, обиженности, страха, стервозно-насмешливого женского злорадства и еще черт знает чего, нехорошего и взрывоопасного.
