– Где придумала? В своем романе, что ли?
– Ну да! Главное дело, портретное описание полностью с натурой совпадает! И имя совпадает! И обстоятельства… Что это, бабушка? Получается, что это… Это фантом, а не женщина?
Антонина Владимировна подняла на нее удивленные глаза, усмехнулась, потом протянула руку через стол, демонстративно коснулась внучкиного лба тыльной стороной ладони. Наташа вздрогнула – действительно, чего это она? Кто ж ей поверит, если рассказывать дальше? Да и не захотелось враз ничего рассказывать. Действительно, бред собачий получается. Книжная Анна, натуральная Анна… А может, и в самом деле бред?
– Ты, Натка, на ночь валерьянового корня выпей, я тебе заварю. Спать будешь крепко, а утром все образуется…
– Ба, а давай с тобой лучше вина выпьем! Холодненького, чтоб мозги прочистились? Что-то я и в самом деле не того…
– Конечно, не того! Меньше надо в полеты свои улетать, писательница хренова! Алина Никольская-Петерс! Так можно и на полном серьезе в психушку загреметь, между прочим. Ну подумаешь, повертит Катюшкина приятельница перед твоим мужем задом, сиськами потрясет, делов-то! Может, ей вертеть да трясти больше не перед кем, а потребность такая есть? Не бери в голову, Натка. И впрямь, выпей лучше вина да расслабься, а то на тебе лица нет. Доставай бутылку из холодильника, тащи штопор!
От стакана вина ей и впрямь полегчало. Проклюнулся в глубине организма хмельной росток бесшабашности, пошел расти дальше, прогоняя усталое раздражение и наполняя все тело расслабленной радостью бытия. Так бы сидела за этим столом, продолжая неспешный разговор с бабушкой, да если бы еще не действовал на нервы русалочный Аннин смех, всплесками доносящийся из раскрытого настежь окна…
– Мама! Бабуля! Папа спрашивает, где эти… эти… ну как они называются, я забыла? – влетела на кухню взбудораженная Тонечка. – Ну, которыми в мясе дырочки ковыряют?
– Ой, действительно, а куда ж я шампуры подевала? – озаботилась памятью Антонина Владимировна, торопливо вставая из-за стола. – По-моему, они в сарае где-то припрятаны…
– Мам, пойдем! – подпрыгнула на месте Тонечка. – Ну чего ты тут сидишь и сидишь? Там так весело, мам!
– Ага, я сейчас… Ты беги, дочка, помоги бабушке. А я овощи принесу…
С тарелками в обеих руках она спустилась с крыльца, обошла дом и остановилась как вкопанная. Нет, ничего особенного она не увидела – ну, сидит честная компания вокруг пылающего костерком мангала, и Анна сидит, и Катька, и даже футболки, между прочим, на их топлесы довольно прилично натянуты, но… Что-то дернуло ее изнутри, будто увиденная картинка показалась ужасно знакомой, выписанной до мельчайших подробностей. Потом вдруг ожгло догадкой: а ведь и впрямь картинка-то – выписанная! Ею же самой, на двадцать пятой странице собственного романа. Дача, шашлык, веселая компания, потенциальная разлучница-злодейка Анна, потерявший голову муж Антон, растерянная жена Любаша… Так, стоп! Надо встряхнуться, отогнать от себя это пугающе литературное дежавю. В конце концов, она не Любаша, а Наташа. И характер у нее не Любашин, чтобы какая-то стервозина с голыми сиськами над ней изгалялась.
От сарая уже поспешала к мангалу Антонина Владимировна, неся в руке старые, но очень удобные шампуры.
– Девчонки, работать! – весело принял шампуры в руки Саша. – Все дружно нанизываем мясо, и про лук, про лук не забывайте! Катька, не отлынивай, чего ты рожицу сморщила? В чем дело, девчонки?
– Но там же уксус…
Анна медленным плавным жестом потянула к нему руки тыльной стороной ладоней вниз, будто демонстрируя их нежную ухоженность, потом замолчала многозначительно, продолжая держать подрагивающие ладони на весу. Наташа недобро усмехнулась: английская леди, блин!
– А хочешь, я тебе резиновые перчатки принесу? Или у тебя топлес для рук тоже программой предусмотрен?
Слишком уж резко у нее это прозвучало, будто подошла и плюнула скопившимся раздражением. Анна повернула к ней голову, медленно, с достоинством, и впрямь ни дать ни взять оскорбленная чужим хамством леди. Саша тоже глянул недовольно и, чуть поморщившись и намереваясь, видимо, сгладить это непредвиденное женино хамство, произнес миролюбиво: