«Масштабы, которых достиг процесс распада индивида, еще легче проследить в том, как начинают меняться отношения между полами». Буржуазная эпоха наряду с изобретением индивида придумала и новый тип романтической, идеализированной и сентиментальной любви, отныне ушедший в прошлое: Вертер и Лотта принадлежат старым добрым временам, так же как прежде безвозвратно устарел мир «Новой Элоизы» и Поля и Виргинии. Здесь, как и в других областях, наблюдается процесс разложения и оскудения. Чтобы увидеть всю картину целиком, беглые зарисовки Юнгера можно было бы дополнить наблюдениями за теми аспектами атаки на индивида, которые скрыты в так называемом возвращении к природе, сегодня имеющем принципиально иной характер, сравнительно с живописными пасторалями, свойственными буржуазной эпохе. Хотя Юнгер и не уделяет этой теме достаточного внимания, он совершенно верно подмечает наличие нигилистического, примитивистского и нивелирующего элемента в современном культе тела, спорте, гигиене, пошлости пляжных солнцепоклонников и любителей «жизни на природе».
Смерть индивида также приобретает сегодня самые разнообразные формы: одни из них продолжают питать сумеречное воображение писателей особого сорта, а другие выражают беспросветность «экономической смерти», подстерегающей человека в виде «процессов, подобных инфляции, уносящих миллионы безвестных жизней». Эти изменения поражают бытие, поражают «как самое заметное, так и самое потаенное». Поэтому Юнгеру в сущности безразлично, совпадает гибель индивида со смертью отдельной особи или нет. В связи с этим он возвращается к теме современной войны, требования которой устраняют все индивидуалистические аспекты, а присущие ей типичные и исключительные переживания, о которых уже говорилось, просто отражают в более резкой и сжатой форме процесс, происходящий повсеместно. Сходный процесс на протяжении целого века можно было наблюдать на примере жизни выдающихся личностей — «людей с обостренной чувствительностью, издавна ощущавших гибельность той атмосферы, которая сознанию большинства казалась вполне здоровой». «Гибнет именно индивид как представитель исчерпанного и обреченного порядка. Но человек должен пройти через эту смерть, независимо от того, станет она концом его зримой земной жизни или нет».
Далее Юнгер пытается выявить то новое, зарождение которого можно предугадать в этой области. По ту сторону индивида начинает обретать форму то, что он называет «типом», который представлен в двух различных аспектах, активном и пассивном, и определяется изменениями, затрагивающими не только его внешность, но даже отдельные черты лица, общее поведение, физиогномику.
Сначала Юнгер вспоминает перемены, которые ему доводилось наблюдать во внешности бывалых фронтовиков, служивших в элитарных войсках. Он говорит, что их лицо, «утрачивая разнообразие индивидуальных черт, обретает, взамен, решительность и твердость линий. Оно начинает напоминать металлическую маску, словно покрытую гальванической пленкой; четче проступает строение костей, линии упрощаются и становятся строже. Взгляд тверд и спокоен, приучен следить за предметами в условиях, требующих высокой скорости схватывания. Это лицо новой расы, преображающееся под влиянием особых требований со стороны нового ландшафта, где отдельный человек перестанет быть личностью или индивидом, но станет типом». «Влияние этого ландшафта, — продолжает Юнгер, — распознается так же легко, как и влияние климатических поясов, первобытных лесов, гор или побережий. Индивидуальные черты отходят на задний план перед теми, которые определяются высшим законом и четкими задачами».
До сих пор речь шла об избранных, редких образцах, активных представителях процесса работы, являющихся предтечами нового типа, который обретает форму «в тех узловых точках, где сконцентрирован смысл свершающегося». Но теперь необходимо рассмотреть также те пассивные формы, в которых находит свое отражение тот же процесс, охватывающий современную жизнь во всей ее совокупности. Первым делом в глаза бросается страшное оскудение. Однако важно «стать на такую точку зрения, с которой все потери покажутся осколками, отсекаемыми резцом ваятеля от каменной глыбы в процессе создания статуи».