ошибок. Он никогда не винит себя за промахи: если ошибку можно
исправить, он ее исправляет. Если ситуация складывается так,что от него уже ничего не зависит, он просто отпускает ее. Он
понимает, что чувство вины не поможет ему изменить то, что
уже произошло. Несмотря на все травмы и разочарования, у людей
всегда есть выбор — продолжать действовать, чтобы сделать
свою жизнь лучше, или сдаться и разрушить ее.
«Даже у меня? Перестань. Зачем ты мне все это рассказываешь
СЕЙЧАС? Я лежу прикованный к кровати, и у меня совершенно
нет выбора. Как я могу действовать, чтобы справиться с отчаянием
и чувством бессилия?»
Ты все еще волен выбирать, что тебе думать и чувствовать.
«Тогда прямо сейчас я хочу, чтобы ты заткнулся! Да, я хочу
пожалеть себя! Я выбираю оставаться унылым и озлобленным на
весь мир!
Если мои родители и правда делали все что могли, тогда они
были попросту некомпетентны.
Я мог делать со своей жизнью все что захочу — и я выбрал
пить и принимать наркотики и закончить свою жизнь здесь, валяясь
на больничной койке подобно чертовому мыслящему овощу...
А сегодня я выбираю утратить всякую надежду на лучшее...»
Я бы сказал, довольно уродливые мысли.
«Все, чего я хочу, — перестать думать и умереть!»
***
— Привет! — сказала Вера, прикрывая за собой дверь. Она
подошла к кровати и громко объявила: — У меня для тебя
отличные новости! Похоже, твои родители наконец-то нашли тебя.
«Быть такого не может!»
— Они приедут в больницу, чтобы повидаться с тобой, —
сказала она, меняя капельницу. — Нелегко им будет увидеть тебя в
таком состоянии.
«К черту! Я не желаю, чтобы они приезжали».
— Ну вот я и решила хоть немножко привести тебя в
порядок. — Достав из кармана небольшой гребешок, она принялась
расчесывать мои волосы. С каждым ее движением гнев мой
понемногу утихал.
«Зачем ты это делаешь? Зачем ты так заботишься обо мне? Ты
ведь даже не знаешь меня!»
— Меня нельзя назвать по-настоящему религиозным
человеком, — сообщила она мне по секрету, — но я верю, что Бог
существует, что Он присматривает за нами сверху.
«Ну да, конечно. Поэтому Он и позволил мне гнить заживо в
этой чертовой больнице».
— Я не знаю, почему с людьми случается так много
несчастий, — продолжила она, — но думаю, что Бог заботится о
нас через других людей. Поэтому я и работаю медсестрой: мне
нравится думать, что я помогаю Господу заботиться о людях.
Стоит кому-нибудь впасть в отчаяние, и он тут же
обрушивается на Бога с упреками: «Господи, почему Ты мне не
помогаешь?» На самом же деле, Бог присутствует в тех добрых
людях, которые с готовностью помогают другим.
Она тихонько рассмеялась, и вся комната будто озарилась
светом. Я расслабился, чувствуя небывалое умиротворение от ее
бережных прикосновений. Увы, очень скоро моему блаженству
пришел конец.
— Ну вот и все. До встречи, Ромео.
Наклонившись, она легонько коснулась губами моей щеки, после чего скрылась за дверью.
Меня наполнило теплое чувство необусловленной любви. Но
внезапная мысль положила конец моему хорошему настроению:
«Скоро здесь будут мои родители!»
***
Мой наставник был прав: жизнь действительно полна
противоречий. Я так скучаю по родителям, но в то же время меня
не отпускает чувство обиды. Я ужасно хочу увидеть маму, но
понимаю, что наша встреча причинит ей боль.
Надеюсь, я смогу простить их. А они смогут простить меня. А
Лаура? Она тоже придет с ними?
Пока я пытался разобраться в этой смеси чувства вины, обиды
и прощения, настала ночь. В конце концов усталость взяла верх, и я
уснул.
Раб. История одного преображения
Глава 4
— Будь умницей и поторопись, а то опоздаешь в школу.
— Мам, я не люблю овсянку.
— Ешь — от каши ты будешь сильным. А иначе не сможешь
учиться и играть с друзьями.
— И смогу кататься на велосипеде, ведь так? Ты же обещала
научить меня в эту субботу, помнишь?
— Конечно, научу, милый.
Я закончил завтракать как раз в тот момент, когда за окном
прогудел школьный автобус. Причесав меня и поправив школьную
форму, мама вручила мне коробку с обедом и чмокнула в щеку.
Подбежав к двери, я распахнул ее и замер: яркий солнечный
свет ослепил меня.
Постепенно глаза привыкли... и я вновь увидел лицо мамы.