— И поэтому вы отвергаете жертвоприношения?
— Какая жертва может иметь значение, если Сын Человеческий кровью своей омыл греховный мир?!
Особенно сердился Игнатий, когда видел Диона коленопреклоненным перед статуей Афродиты Анадиомены[23] или приносящим в дар Артемиде Таврополе рога оленей и звериные шкуры.
— Почему ты так беспокоишься о душе язычника? — спрашивал Дион.
Игнатий возмущенно кричал в ответ:
— А разве не пришел бы ты сам во гнев, видя брата своего на коленях перед идолом?
— Да какой же я брат тебе?
— Ты единственный язычник, оставшийся в фиасе!
* * *
Задолго до рассвета у ворот, обращенных к реке, стали собираться люди, с головы до ног закутанные в темные плащи. Сонные стражи сперва не обращали на них внимания, но потом, когда перед воротами образовалась молчаливая толпа, — забеспокоились. Начальник стражи схватился было за сигнальный рог, чтобы поднять тревогу, но от толпы отделился высокий мужчина и направился к нему. Под плащом угадывалась хорошо развитая фигура воина. Подойдя вплотную к начальнику стражи, незнакомец произнес слова пароля и откинул с головы край плаща. Вглядевшись ему в лицо, начальник стражи тихо ахнул и приказал немедленно открыть ворота. Толпа двинулась из города к реке, потом повернула вдоль берега и скрылась во тьме. Стражники еще долго всматривались в ночь, пытаясь разглядеть что-нибудь.
Перед самым рассветом, когда в реке еще тускло отражались звезды, а в прибрежном кустарнике не шевелилась ни одна пичуга, странная процессия остановилась.
С тихим шелестом падают на траву плащи. Все собравшиеся оказываются теперь в белых одеждах. И только один, высокий, тот, кто назвал стражникам пароль, остается в плаще, черным пятном выделяясь на белом фоне толпы. Вперед выходит щуплый старик с огромной бородой и нечесаной гривой волос, спускающихся на плечи. В руках он держит большой деревянный крест. Следом за ним двое в белом выводят под руки высокого мужчину. Гнусавым голосом старик бормочет молитву с просьбой отпустить все грехи вступающему в святую общину и пожелавшему смыть с себя в «водах Иордана» все нечистое.
В глубоком молчании двое в белых одеждах раздевают обращаемого в новую веру. Свежий ветерок заставляет его зябко поеживаться. Белогривый старик тихо шепчет молитвы, осеняет крестом реку и обнаженного человека, дает ему последние наставления.
Тот медленно погружается в реку, кажущуюся черной в предрассветной мгле. На удивление, вода оказывается теплой. Ласково обнимая тело, она приносит успокоение, в душе просыпается радость. Хочется ударить руками по воде, чтобы далеко разлетелись шаловливые брызги. Но ритуальный обряд строг, и человек, во второй раз рождающийся для новой жизни, молитвой смиряет свой порыв, затем с головой окунается в воду и идет к берегу.
Белогривый мажет обращенному лоб елеем, его облачают в белые одежды, на голову возлагают венок из терновых листьев. Ставшую теперь ненужной прежнюю одежду неофита поджигают. Смрадный дымок стелется над кустарником, сползает к воде. Старик сам вытирает куском белого полотна ноги новообращенного брата, надевает ему на палец перстень, на ноги — белые туфли, подносит кратер с медом и молоком. Выпив, крещеный делает шаг вперед, как бы вступая в изобилующую молоком и медом землю, о которой повествует Ветхий завет. Все поднимают плащи и закутываются в них. Только новообращенный оставляет голову открытой.
Над дальним курганом начинает рдеть маленькое облачко. Одна за другой на небе и в реке гаснут звезды. Где-то в камышах курлыкнул журавль, и его жалобный вскрик тоскливо и одиноко разносится над сонной рекой…
С пением псалмов процессия движется обратно в город. Удивленные стражники на крепостной стене во все глаза глядят на высокого мужчину с обнаженной головой. Они узнают в нем Диона, сына Деметрия, стратега и эллинарха Танаиса.
* * *
Теперь у фиасотов вновь были единая вера и единый бог. Каменную плиту с изображением бога-всадника Танаиса и посвятительной надписью сняли с алтаря, бросили в угол, и она стала служить столиком во время агап — скромных вечерних трапез братской любви. В подземном святилище эллинарха стояло теперь каменное распятие.