– Стоя там, на берегу и смотря на это волшебное зрелище, что устроил нам Саня, я подумал. А ведь мы с вами блуждаем во тьме наших заблуждений, – он отпил большой глоток горячего чаю, – И вот как эти сияющие стрелы, что летели в темноту и разгоняли вокруг себя мрак, вот так в голове моей вспыхнула мысль и разогнала тьму заблуждений.
– Пилигрима понесло на лирику, – крякнул Борисыч.
– Да нет, – откликнулся писатель, – Все гораздо проще. Матушка Александра в отличие от нас просвещенных гуманитариев с высшим образованием, точно понимала, что она мистически связана с какой-то святыней, оставшейся с тех времен, когда еще никаких подземных монастырей в центральной Руси не было.
– Смотри-ка, а он ведь прав, – поддержал его генерал, – Продолжай.
– Кроме того, в этой истории есть один период, который постоянно прослеживается во всех рассказах, – отхлебывая чай, продолжил Пилигрим.
– И что это за период? – спросила любопытная Марина.
– Это период…как бы это сказать, – Пилигрим искал формулировку, – Ага! Это период Дмитрия Донского. Заката Орды. Скорее даже так, это период Сергия Радонежского и чего-то, что связано с этим временем и этим именем. Поэтому надо подумать, куда могла пойти матушка Александра кроме Оптиной пустыни, но связанного с этими тремя опорными понятиями. Орда. Донской и Радонежский. Но однозначно и с именем Богородицы. Потому как ходила Александра по Святым местам Богородицы. Такая вот мысль. Подумайте.
– А что хорошая мысль, – поддержал генерал, – А ты что скажешь Владимир?
– Тогда это совершенно точно: Звенигород, Николо-Утрешский монастырь, Лавра и, конечно же, Донской монастырь, – уверенно ответил монах.
– Вот, не спеша, и начни со Звенигорода. А вы девочки несите стерлядок, – умиротворенно согласился Борисыч.
– Ну, тогда не о самом Звенигороде, а о Савво-Сторожевском монастыре, – уточнил Владимир.
– Это тот, что на горке, если с Рублевки ехать, километрах в полутора к западу от самого Звенигорода? – уточнила Марина.
– Он, – коротко согласился Пилигрим.
– Монастырь был основан по приказу Юрия Дмитриевича, сына Дмитрия Донского, в 1398 году. Место для нового монастыря князь выбрал на холме, издавна носящем название «Сторожи»; в старину здесь находился сторожевой пост. От названия местности и имени первого игумена – монаха Саввы, ученика Сергия Радонежского – произошло название монастыря. Так что как видите, здесь все. И Донской, и Радонежский, да еще Звенигород был сам, как город, улусом ордынских царевичей.
– Это как? – вскинулась всегда спокойная Наташа.
– Это мы вам в следующий раз расскажем, – остановил ее задор Пилигрим.
– Архитектурный ансамбль монастыря состоит из Собора Рождества Богородицы, – невозмутимо продолжил монах, не обращая внимания на перепалку писателя и гостьи.
А Пилигрим уже галантно подкладывал Наташе в тарелку куски разваренной стерлядки, маринованных грибочков, кусочек кулебяки с капустой. И наливал в хрустальную тонкую рюмку брусничного Монастырского ордена. Мир был восстановлен.
– Кроме него в комплекс входят: трапезная со звонницей; Надвратная Троицкая церковь; «Царицыны палаты»; Братский корпус; Жилой корпус Духовные училища; Дворец царя Алексея Михайловича; Смотровая площадка; Ограда с башнями; Кельи XIX века. Это сейчас. Первоначально же монастырь был деревянным и занимал лишь южную часть холма. Первым каменным строением был именно тот самый Рождественский собор. Уже тогда он являлся центром архитектурной композиции, находясь на вершине холма. К первой половине XVI века относится возведение новой крепостной башни, в нижнем этаже которой находились въездные ворота, а в верхнем – надвратная церковь, освященная в честь Сергия Радонежского. Вплотную к башне подходит здание трапезной. Эти здания были разрушены в XVII веке во время перестройки ансамбля.
– Рассказывайте брат, брат рассказывайте, – Пилигрим откинулся на спинку кресла.
Владимир поуютней устроился за столом. Подвинул себе большой бокал с соком и спокойно начал рассказ об истории монастыря.
Большое строительство в монастыре проходит в середине XVII века по указу Алексея Михайловича. Это связано с частыми приездами сюда царской семьи. Монастырь превращается в одну из царских резиденций. До нас дошли имена зодчих Боборыкина, Шарутина и Ладыженского. Рождественский собор главный. Храм имеет много общего с собором «на Городке», но уступает ему в изяществе и стройности. Это вполне понятно: один был придворным княжеским храмом, другой – монастырским. Рождественский собор приземистее, тяжеловеснее, весь как бы раздался вширь, в то время как Успенский устремлен вверх. Исследователи склонны объяснять различие между ними еще и тем, что строили их разные мастера. По их мнению, строители Рождественского собора пытались скопировать собор «на Городке», но «чувствуется неуверенная рука подражателей, не сумевших до конца проникнуть в творческие замыслы оригинала». К тому же время хуже сохранило нам Рождественский собор. Изменениям подверглись не только покрытие храма, окна – поначалу узкие, щелевидные, но и стены собора. Одно время они были оштукатурены, покрыты масляной краской и частично украшены живописью. Резьба белокаменного узорчатого пояса, над которым здесь не было сделано полочки для отлива вод, частично разрушилась и местами заменена терракотовыми плитками. С двух сторон собора появились пристройки. В середине XVII века к нему пристроили придел, ризницу и сводчатые галереи. Лет десять спустя, был устроен крытый воздушный переход из собора на уровне второго этажа в царский дворец, что стоит к западу от него. По этому переходу царь попадал из дворца в свою молельню. Переход впоследствии исчез, но другие пристройки, исказившие первоначальный вид собора, остались. В XIX веке появилось еще каменное крыльцо под шатром у паперти галереи.
