Всю зиму медведь ее кормил и поил. Сходит куда-то, принесет мяса и гусиного кваса - и опять на боковую. ("Что за гусиный квас?" - выскочил с вопросом Николай Митрофанович, и Егорыч тут же поднял стакан: обыкновенная, мол, водичка - речная или родниковая...) У женщины уж вся одежа износилась, холодно ей стало. И еда, как назло, кончилась. Тут баба и замечает: не медведь это вовсе, а медведица... самка. Едрит твоя муха! Того гляди, разродится, потому и за едой больше не ходит. Только мясистую часть лапы протянет - на, мол, подкрепись, женщина. Она медвежий жир с ладони и высасывает...
Ну вот... пришла зима, и родились медвежата. На бабу стали кидаться, едрицкая сила, одежу ей снизу изорвали... видать, кунку унюхали. "Ладно, говорит медведь-медведица, - негоже так больше жить, да и места мало. Провожу я тебя к деревне. Только не выдавай!" - "Не выдам!" - обещает баба, а сама не своя от радости.
Пришла домой, а ее уж никто не ждет. Поминки давно справили, и мужик ейный к другой жить ушел. "Ты откуда?" - спрашивают матка с таткой. "Из берлоги, говорит баба, - меня там медведь содержал. Я евонной лапой питалась". - "А ну покажь место, где берлога?" Женщина тут и призадумалась: не-е-т, не выдам я вам этого места, потому как слово дала, да и медвежат жалко. А мужикам-охотникам сказала: запамятовала, мол, из сил выбилась, пока деревню свою сыскала. Вот она, какая штука-то!..
Шарик-Бобик вдруг сорвался с лежанки и злобно заверещал: мы даже не успели прочувствовать историю во всех ее деталях. Шерстка на нем вздыбилась, обнажились свирепые клыки, в глазах - огненный перелив. По избушке с лаем и визгом метался первобытный убийца, жаждущий крови. И откуда прыть взялась в эдаком тельце?!
В окно ударил пучок света от карманного фонаря, послышались крадущиеся шаги и чей-то голос: "Эй... тут кто-нибудь есть?" И мы поняли: к нам пожаловал еще один усталый и запоздалый гость.
- Аркадий?!
- Игрич... Егорыч?!
- Ты как здесь оказался, мироед?
- А вы что тут делаете, отцы пустынники? Я чуть грабли себе не сломал в этих буреломах и страху натерпелся полные штаны... Показать?
Шарик-Бобик разрывался на части между гневом на вновь прибывшего бродягу и радостью по поводу всеобщего галдежа.
- Как жизнь, Аркашка? - Приятно было смотреть на этого полнеющего бычка-здоровячка, закованного в джинсу и кожу, легкого в движениях, с девичьим румянцем во всю щеку и намертво приклеенной смешинкой в глазах, но уже с заметной лысинкой в растрепанных кудрях.
- Живу по-сникерски. Съел - и порядок!.. Кстати, у вас пожрать не найдется?
- И не только пожрать! - Зело прижимистый на спиртное Егорыч с легкостью непостижимой выставил недопитую "Чарку", а я достал из рюкзака непочатую бутылку "От Петровича" производства местного виноторговца.
- Как твой бизнес, коммерсант? Как друзья-компаньоны?
- А что друзья? - Аркашка жадно заглатывал оставшуюся от нашего ужина горку холодных макарон и рыбных консервов в томатном соусе и успевал еще поглаживать собачку, дабы ее задобрить. - Сидят, голубчики, сидят! Одни на нарах, другие на Канарах. Жизнь - заверченная штука! - Он окинул нас хитровато-победоносной улыбочкой и поднял стакан: - Гляжу, чем дальше в лес, тем толще партизаны... Ну, со свиданьицем, робинзоны, и за сбычу мечт! У вас тут, в Лукоморье, полный культуриш-европеиш...
- До дна давай, Аркадий Петрович, чтоб муха ног не замочила, - максимально сердечно приветствовал его Четыркин и замер в стойке, ожидая своей очереди, ибо стакан был один на всех.
От предчувствия неотвратимой выпивки тесная наша конурка словно выросла в размерах и поплыла. В окно повылазили крупные и яркие звезды, с беспечным простодушием объявилась оранжевая луна, высвечивая заросшие паутиной углы и мышиные закоулки. Старик заурчал, как разомлевший кот, а Коля-бог неожиданно разулыбался и специально для гостя принялся распечатывать пачку сухого печенья.
- Отечество славлю, которое ест, но трижды... которое булькает! - вовсю разошелся Аркашка, насытив с голодухи утробу и приняв вторительную "От Петровича", с которым, как мне известно, у него был совместный бизнес. - Кто скажет, когда мы начали спиваться? А-а-а, Игрич... Егорыч... извините, не знаю вашего имени-отчества. Николай Митрофанович? Очень приятно... Так кто мне скажет, когда Россия встала на карачки, как пьяная жаба? Никто не знает! Тогда сидите и слушайте... В 1552 году грозный царь Иван Васильевич вернулся из-под Казани и открыл первый в Лукоморье кабак. Так и пошло: водка в тело, деньги в дело. Петя Романов с Йоськой Джугашвили... ети их мать... подняли кабацкое знамя на недосягаемую высоту. С тех пор наше могущество только этим и прирастает. Государство пухнет, народ хиреет. У двадцати миллионов водка из-под ногтей сочится, каждый седьмой - дебил...
