Вкратце содержание ее рассказа, обильно уснащенного всевозможными восклицаниями и никому не нужными сентенциями, сводилось примерно к следующему.
Под утро полиция обнаружила пана Броучека на Старой замковой лестнице, — он лежал в состоянии полного беспамятства. Его тут же отвезли на тачке («На тачке!» — вновь ужаснулась экономка) в участок, где он и пришел немного в себя. Однако полицейского, которого зовут Видрголец, пан Броучек именовал паном Лазурным, а когда его спросили, имел ли он при себе часы и бумажник — ввиду полного бесчувствия его легко могли обокрасть! — пан Броучек заплетающимся языком ответил, что часы валяются где-то на Луне, a oт бумажника все равно толку мало, потому как рейхсрат не дозволил даже двух несчастных слов по-чешски, о чем-де хорошо сказал перчаточник Клапзуба.
Свое имя пан Броучек сообщил лишь после длительных размышлений, а на вопрос, к какому сословию он принадлежит, ответил, что был когда-то домовладельцем, но что теперь ему суждено скитаться по Луне с нищенской сумой; в качестве последнего своего местожительства он назвал некий храм искусств, где гостям якобы не предложат даже тарелки супа из требухи; а под конец со слезами на глазах умолял дать ему спокойно умереть голодной смертью.
К счастью, подоспел комиссар, знавший пана Броучека по трактиру, и распорядился отвезти впавшего опять в беспамятство домовладельца домой на дрожках.
Обо всем этом экономке рассказал полицейский, который привез пана Броучека на дрожках; от себя же она добавила, что пана домовладельца «ровно колоду» втащили наверх в его спальню, где он с той поры и почивал мертвецким сном до самого вечера.
Пока экономка с неуместным пафосом описывала собственные впечатления и чувства, связанные с утренними событиями, пан Броучек довольно отчетливо восстановил в памяти канву своего непредвиденного путешествия на Луну, но, разумеется, не счел нужным поделиться этим с болтливой старухой.
Придя к убеждению, что путешествие вовсе не было сном, он попытался прежде всего определить, какое сегодня число, и как описать его изумление и радость, когда он установил, что срок взимания квартирной платы еще не миновал и что прошли всего лишь сутки с той поры, как он отправился на Градчаны, а его лунное путешествие, начиная с падения в мировое пространство и кончая той минутой, когда полиция обнаружила его на Старой замковой лестнице, продолжалось каких-нибудь два часа. Из этого он заключил, что гипотезы ученых касательно лунного времени абсолютно неверны: дни и часы на Луне отнюдь не длиннее наших, напротив, — время там летит гораздо быстрее земного.
Обретенная таким образом уверенность, что платежный срок еще впереди, чудодейственно взбодрила пана домовладельца, а укрепляющее снадобье из упомянутого выше графина помогло ему почти полностью справиться с дурнотой.
Вследствие этого у него опять разыгрался аппетит.
Но из опасения, что его желудок, измученный лунным постом, не осилит сколько-нибудь основателыАй пищи, пан Броучек послал в лавку всего лишь за одной-единственной селедкой; проглотив ее прямо с костями, он вышел из дому, чтобы пропустить пару кружек пльзенскош. Боже, с каким наслаждением пил он искристый нектар, которого еще совсем недавно уже и не чаял когда-либо отведать!
О своем лунном приключении пан Броучек долгое время пoмалкивал нe только перед экономкой, но и перед вcем белым светом, — отчасти из скромности, отчасти из опасения, что узкий круг его сотоварищей не настолько интеллектуален и солиден, чтобы рассказ о странствиях по Луне принять за нечто большее, нежели за плохо удавшийся трактирный розыгрыш, и что обнародование его путевых впечатлений, навеянных пребыванием на Луне, могло бы вызвать еще большую сенсацию, чем описание путешествия в Штамбург, принадлежащее перу некоего. известного ему понаслышке господина.
И лишь иногда в веселой компании, когда дело шло к ночи, с языка пана домовладельца срывались реплики, которые заставляли окружающих посмотреть на него с изумлением. Так, например, делясь впечатлениями об одном пикнике, пан Броучек заметил, что пиво там было такое же безвкусное, как лунная роса; а когда перчаточник Клапзуба, по своему обыкновению, принялся брюзжать, что-де нас, чехов, раз-два и обчелся, и если еще обороняться кое-как, то мы неминуемо падем жертвами германизации, пан домовладелец молча поднял палец и состроил такую мину, будто ему известна государственная тайна, будто он точно знает о некоем могущественном покровителе в высших сферах, который не даст чехам загинуть, даже если народ наш будет сидеть сложа руки.
