«Ну, — сказал я, — немногие люди могли бы жить со столь немногими удобствами, как ты, и все еще говорить, что счастливы».
«Ах, — сочувственно сказал Малл, — тогда они немного не в своем уме. Что-то у них явно не в порядке».
Ближайшим соседом Малла был старейший житель Борролулы, Роджер Хосе. Он приехал сюда в 1916 году и с тех пор только три-четыре раза ненадолго покидал это место. Это был величественный мужчина с длинной седой бородой как у патриарха, вьющимися седыми волосами и выжженной солнцем морщинистой кожей. Одет он был причудливо — странная остроконечная шляпа, по форме напоминающая кепи французского легионера, но сделанная по его собственному замыслу из волокон пандана. Рукава на рубашках он намеренно отрезал на плечах, а брюки подрезал ниже колена. Если бы он участвовал в постановке «Острова сокровищ» в роли Бена Ганна, аудитория могла бы подумать, что художник по костюмам и визажист немного переборщили в потворстве своему воображению.
Никто не знал, сколько ему лет, и сам Роджер не был надежным источником, поскольку по крайней мере последние шесть лет он говорит, что ему шестьдесят девять.
Его дом был таким же странным, как и его наряд, — круглая конструкция из гофрированного железа без окон и с одной маленькой дверцей сбоку. Изначально это был бак для воды на 22 700 литров, в котором хранился запас дождевой воды для гостиницы. Роджер снял его и переставил на другое место на расстоянии полутора километров, отчасти для того, чтобы избежать опасности падения гофрированных листов железа с крыши разрушающейся гостиницы из-за сильных ветров, которые иногда обрушиваются на равнину, отчасти потому, что, когда Малл поселился там, он посчитал, что гостиница становится немного переполненной.
Роджер Хосе возле своей хижины
Роджер был последним хранителем библиотеки. До того как все книги были полностью съедены термитами, он прочитал почти все из них и приобрел страсть не только к учению, но и к словам. Он был одержим словами. Он смаковал их, как сочные сладости. Они с удовольствием слетали с его языка. Он обдумывал их точные значения и происхождение.
Когда я спросил, чем он питается, он ответил: «Ну, я бы охотно зарился на моих первоклассных быков, но я не могу их достать. Поэтому я вынужден довольствоваться неуловимыми сумчатыми».
Время от времени Тас Фестинг, социальный работник, который объезжал эту территорию, навещал Роджера, а тот всегда был рад возможности поделиться какими-то наиболее восхитительными словами, которые он выудил из памяти со времен последнего визита Таса. Обычно разговор начинался с того, что Роджер рассеянно говорил: «На днях я читал…» В том, что касается Роджера, «на днях» вполне могло означать десять или пятнадцать лет назад, поскольку зрение уже давно не позволяло ему читать. Тогда Роджер невинно задавал вопрос, надеясь, что Тас придет в замешательство и не будет знать ответа или ответит неправильно, так что Роджер сможет победоносно исправить его. Однажды это начало раздражать Таса, и он взял инициативу в свои руки.
«Роджер, — спросил он, — встречал ли ты когда-нибудь во время чтения слово леотар?»
Роджер подозрительно взглянул на Таса. «Думаю, я однажды видел его шкуру», — сказал он осторожно.
«Не мог, — сказал Тас. — У леотаров нет шкуры».
Молчание.
«Ну и что же такое леотар?» — с вызовом спросил Роджер.
Роджер у своего дома
Но Тас не сказал ему. Три дня спустя Роджер отправился в лагерь Таса. Неожиданный пробел в его знаниях настолько беспокоил его, что он не мог спать. Ему нужно было знать ответ. Только тогда Тас сказал ему, что леотар — это трико танцора балета.
«Почувствовал себя настоящим полудурком, — сказал Роджер, рассказывая нам об этом. — Должен был знать».
Но Роджер из прочтенных им книг вычитывал не просто слова. Он любил поэзию и цитировал «Элегию» Грея, Уильяма Шекспира, Омара Хайяма и Библию. Он также признавал, что был необычным человеком.
«Но я не ненормальный, — быстро добавлял он. — Не тешьте себя этой мыслью. Раньше я жил в городах с другими людьми и отлично ладил с ними. Но это было до того, как у меня развилась мания величия, до того, как я решил, что мне не найти компании лучше своей собственной. Я отправился в глушь, ища мира. Смог добраться до этого места. В каком-то смысле я загнан в угол».