Видимо, по ее мнению, искусство было легкой формой порока, которая не причинит девственнице непоправимого вреда.
Она с радостью поступила в университет и встретила там Яна.
Перед ней снова возник его образ — в полупрофиль, как тогда, когда она увидела его впервые… Но тут на ветку над ее головой уселась сорока и пронзительно заверещала, вдребезги разбив зеркало воспоминаний. Девушка открыла глаза и гневно воскликнула: «Пошла прочь!». Птица искоса, словно оценивающе, взглянула на нее и, решив не связываться, улетела.
Ее глаза снова закрылись, и осколки памяти слились воедино, дав стоп-кадр: Ян стоит в полупрофиль к ней и, слегка хмурясь, смотрит на танцплощадку.
Она проучилась в университете уже чуть больше года. Больше года? Невероятно. Месяц за месяцем, день за днем они оказывались в нескольких ярдах, даже дюймах друг от друга, а она не замечала его присутствия.
И вот — танцы, одна из обычных вечеринок студентов факультета искусств. Она отправилась туда со стайкой однокурсниц, отправилась с радостью, но без особой надежды.
— Я не знаю ни одного приличного кавалера, — поделилась она с подругами.
— Ничего, — ответили ей, — в кавалерах недостатка не будет.
Она танцевала с несколькими молодыми людьми, причем с истинным наслаждением, ибо обнаружила, что танцует хорошо. Это походило на мечту. Были ли у тех молодых людей лица? Наверное, но сейчас она не могла вспомнить ни одного. На память приходил лишь профессор ботаники в потертом зеленом смокинге, с которым она спорила о современной литературе.
Когда она присела передохнуть, положив на колени крохотную сумочку из серебряной кольчужки, рядом с ней оказался высокий темноволосый юноша, и незнакомый, молодой, чуть жестковатый голос произнес:
— Мы, кажется, встречались, мисс Уайкхем?
Молодой человек, не похожий на других. От него веяло нетерпением, даже когда он смеялся или говорил. Он стоял рядом, лицом к танцующим, и его голова поворачивалась то к ней, то к ним. Он словно говорил: «Давай же потанцуем», словно думал о чем-то другом, ожидавшем впереди. Все это она отметила моментально, так же как и широкий лоб, квадратную нижнюю челюсть, непослушную прядь черных волос…
— Так вы меня не помните? — спросил он и вдруг рассмеялся. — А вот я вас знаю.
— Боюсь, что вы ошибаетесь. — Она встала и вежливо улыбнулась. — Но почему…
— В последний раз мы встречались на пляже.
«На пляже? — молнией сверкнуло в ее сознании. — На моем пляже?»
— Я был тем мальчишкой, что приставал к вам на скале. Меня зовут Ян Колхаун.
— О!.. — Она почувствовала, что румянец заливает не только ее лицо, но и тело. Тот самый мальчишка, что спросил: «Ну как? Здорово?». Тот самый мальчишка, отец которого считал, что главное в жизни — заниматься любовью, драться и делать деньги. В ней шевельнулась враждебность к нему.
— Ах, да, — сдержанно улыбнулась она. — Помню. Вы жили недалеко от нас.
Что еще она знала о нем? Впрочем, мать что-то говорила… Но что?
— Да, — кивнул он, затягиваясь сигаретой, — если это можно назвать жизнью.
Они молча стояли посреди грохочущего бедлама, и она исподтишка рассматривала его: высокий, красивый, немного скованный. Он не походил на человека, озабоченного, как его отец, сексом, драками и добыванием денег. Смокинга у него, видимо, не было — он был одет в поношенный синий костюм и рубашку с потертым воротничком.
Ян вдруг повернулся к ней и отрывисто бросил:
— Извините, мне пришла в голову одна мысль… Крысы.
— Крысы? А, понятно, — пробормотала она, чувствуя себя полной дурой.
Он рассмеялся.
— Извините еще раз. Я думал о той работе, что провожу с крысами.
Ей привиделись исполосованные скальпелем, окровавленные крысы.
— Так вы не с факультета искусств?
Он скорчил презрительную гримасу:
— Нет, естественных наук. Учусь в аспирантуре. Искусство для тех, кто не знает ничего ни о чем. Или для девушек, убивающих время до замужества.
Она не успела обидеться — он рассмеялся заразительным мальчишеским смехом, невольно заставив ее улыбнуться в ответ.
— Есть и такие, — признала она, — но…
— А вот и одна из них, — воскликнул он, схватив ее за руку. — Вы только посмотрите!
