сбежавших роботов...
Даже машины здесь изнывают от собственного бездействия, бездуш
ные машины жаждут быть полезными, понимая, что их сделали с ка
кой-то целью. А когда они пытаются убежать от этого бездействия,
их со смаком уничтожают.
Когда Перец вдруг оказывается Директором, начинает разбираться
в этой системе, оказывается, что системы-то никакой нет, а есть
только бумажные "прения" ни о чём: "Предлагается рассматривать
всякого рода случайности незаконными и противоречащими идеалу ор
ганизованности..." Бред!
И этот бред затягивает Переца; когда он пытается обратить это в
шутку, каждое его слово принимают всерьез, буквально смотрят в
рот. Его изначальное "мы им покажем" постепенно сникает, он
проваливается в трясину бюрократического абсурда... И Домарощинер
аплодирует его директиве "О самоискоренении группы Самоискорене
ния" Перец пошутил: пусть побросаются с обрыва, чтобы была хоть
какая-то польза. А его поняли буквально...
И всё: нужно начинать сначала, разгребать завал тотального не
понимания... Всё, чего Перец достиг, сопротивляясь этой бесс
мысленной системе, пошло прахом.
Кандид. Странный он, даже какой-то пугающий. И место, где
он живёт, хотя и людное, но всё-таки нечеловеческое. И почему все
говорят о том, что ему приставили чужую голову? Он, судя по
всему, выходец оттуда, сверху, с биостанции. Только там его
считают погибшим и даже, будто бы, нашли его тело, памятник
поставили... Просто им не выгодно помнить о нём: он, как и Пе
рец, пытался разобраться в их бедламе.
А здесь он всё позабыл, стал таким же, как и лесные жители:
недалёким бесцельным. Почти. Бессознательно он тянется познать
законы, которые установил лес для своих обитателей, противостоит
этой болтливой деградации... Его путешествие по лесу вместе с На
вой, поиск абстрактного Города - уж не того ли Города, где я уже
была? - это протест, противостояние подчинённости кому-то или
чему-то неизвестному. Тому, что уничтожает в лесу деревни, насы
лает мертвяков - странных существ, уволакивающих женщин...
Город он находит, только оказывается, что Города нет, а есть
всезнающие женщины - те самые, которых когда-то украли мертвяки.
И этим женщинам доступно нечто высшее, сверхзнание. И им-то по
нятно, почему гибнут деревни. А почему бы и нет, если лес нужно
чистить, уничтожая всех слабых, не способных выжить - своеобраз
ный природный брак. И Нава остаётся с ними, а Кандида выставляют
вон... Город он нашёл, но что ему это дало? Назад, вверх, его
не вернули, у себя не оставили, отправили снова к людям с обезь
яньей речью. Опять всё сначала...
И оказалось, что хозяева здесь - вовсе не исследователи, и не
местные, а сам лес, которому ничего исследовать не надо: он и
так всё о себе знает. И следит за всеми, кто в него попадает.
А "царю природы" здесь делать нечего, лес не позволяет ему уста
навливать свои порядки. И человек медленно, как улитка - вверх
по склону, карабкается, пытаясь разобраться в недоступном. Но
улитка вдруг срывается и скатывается вниз, и снова, так же мед
ленно продолжает свой путь. Может быть, ей всё-таки повезёт.
* 5 *
Каждый выбирает для себя
Женщину, религию, дорогу,
Дьяволу служить, или пророку,
Каждый выбирает для себя...
Ю. Левитанский
Снег. Настоящий, чистый и белый снег в огромном городе...
"За окном мело... на обочинах громоздились сугробы, и смутно
чернели за пеленой несущегося снега скопления чёрных деревьев.
Москву заметало, замет..." Это же Москва!!! Современная красави
ца Москва! Что здесь может происходить?!
Что необыкновенного может быть в жизни военного писателя, сце
нариста, Феликса Александровича Сорокина? Разве что очередная
повесть о войне. Стол его завален рукописями. За много лет их на
копилось немало. Почему он буквально молится на Синюю Папку?
Нет, мне не удержаться от соблазна, я загляну в эту Папку; я
здесь за тем и нахожусь, чтобы видеть всё и во всём разбираться.
Виктор Банев - журналист и писатель; начинающий стареть любитель
выпить... Странно звучит: хороший с дурными привычками. И не со
бирается от них отказываться. Одного я не могу понять: почему Ба
