Окружив меня, мои подопечные расспрашивали о карантине. Пришлось прочесть им коротенькую лекцию.
Кори-ака и переводчик ушли, чтобы связаться по телефону с нашим посольством и просить содействия и совета. Но все было бесполезно. Если бы карантин знал исключения для кого-либо, он не был бы карантином. Наша группа собралась на совещание. Большинство хотело остаться. «Не заметишь, как пролетят эти пять дней», — твердили старые кори. Спросили мнение Исрафила.
― В нашем распоряжении всего одна неделя, ― сказал вице-глава. — Если мы проведем в карантине пять дней, что останется? Кроме того, ежедневно за питание, медицинское обслуживание и ночлег в санитарном городке берут по четыре доллара с человека. Не знаю, что сказать… ― оборвал свою речь Исрафил, пожав плечами.
― А что скажет наш доктор? ― обратился ко мне Кори-ака.
Вообще-то доктор хотел посмотреть древний город Каир, прославленный Порт-Саид, познакомиться с людьми этой страны, первой на африканском континенте сбросившей колониальное иго, но честно говоря, я больше не мог вынести пребывания на чужбине. Невмоготу мне было.
― Будь я один — поехал бы домой, ― ответил я.
― А сейчас, когда вы не один, что скажете?
― А сейчас скажу, что я всего только член группы, а вы ее руководитель.
Мы, восемнадцать паломников, расположились в самом большом салоне ИЛ-18. Летим в Москву. Самолет набрал высоту десять тысяч метров.
После завтрака, убирая посуду, ко мне наклонилась одна из стюардесс:
― Если вас не затруднит, зайдите к нам в буфет.
В буфете знакомая девушка, стоя с микрофоном в руке, сообщала пассажирам, что мы летим над Черным морем и что температура за бортом двадцать пять градусов ниже нуля. Затем она повесила микрофон и поставила передо мной поднос с рюмкой коньяку, бутылкой лимонада и апельсином на маленькой тарелке.
― Мы оставили вам здесь вашу порцию, ― застенчиво произнесла она.
― Очень тронут вашей заботой, но теперь мне нет надобности пить. Большое спасибо, милая девушка.
Еще в Хартуме я почувствовал, что девушки с симпатией поглядывают на вашего покорного слугу.
Я решил, будь что будет, воспользоваться их добротой.
― Позвольте спросить у вас одну вещь?
― Пожалуйста, ― отозвалась старшая стюардесса.
― Можно ли прямо отсюда, из самолета, сообщить в Москву о приезде?
― Вообще-то это не в правилах, но в порядке исключения… Если, конечно, у того, кого вы хотите известить, имеется телефон. Кому вы хотите сообщить?
― Товарищу.
― Валя, ― обратилась веселая девушка к своей подруге, ― попроси Алауддина прийти сюда, как только у него кончится сеанс.
Не прошло и минуты, как Валя вернулась с бортрадистом, высоким, кареглазым, русоголовым парнем. По-военному отдав честь девушке, он отрапортовал ей:
― Раб Алауддин вместе со своим войском джинов и дивов явился в ваше распоряжение. По первому вашему слову здесь, в любых слоях атмосферы, мигом будет воздвигнут великолепнейший дворец, а если соизволите повелеть, все цветы Москвы будут собраны и привезены в Шереметьево к тому моменту, когда ваши ножки коснутся родной земли!
Тем же шутливым тоном бортрадист перечислил еще ряд чудес, которые готов сотворить волшебник Алауддин, и в конце тирады привел две строчки стихов. Они звучали приблизительно так:
Я слушаюсь своего сердца,
А оно подчиняется только тебе.
― Боречка, оставь свои шутки. Вот, познакомься, это тот самый доктор, о котором я тебе говорила сегодня утром в Хартуме. Он сейчас даст тебе номер телефона, и пусть кто-нибудь из твоих знакомых позвонит из аэропорта, хорошо?
― Миллион раз хорошо, ласточка моя, сто миллионов раз хорошо!
― Ладно, ладно, и одного раза достаточно.
― Товарищ доктор, ― с той же шутливой торжественностью обратился ко мне бортрадист. ― Считайте свою просьбу выполненной. Но и у меня к вам большая просьба. Объясните этой красавице, что сердце не бывает из камня…
― Ладно, ладно тебе, довольно, иди, ― девушка ласково принялась подталкивать этого удивительного парня к выходу.
В душе я был благодарен судьбе за то, что, еще не успев достичь родной земли, уже дышал ее воздухом. Я вновь вижу, как люди бескорыстно помогают друг другу, не требуя взяток, бакшиша, риалов. Вновь и вижу, как люди весело беседуют, улыбаются, шутят, смеются.
