— У нас каждому возрасту соответствует своя сторона света. Детство, за которое отвечает тук-тук, то есть олень, обращено к востоку, молодость — к югу, зрелость шагает на запад, а старость движется на север. Ты скоро пойдешь по второму кругу.
По сей день не знаю, откуда Алекс узнал о Мартуше, которой и на свете-то еще не было… На прощание он подарил мне инуксука, каменную человеческую фигурку. Это в тундре и указатель, и опознавательный знак.
— Теперь ты наш, — помахал он мне, спускаясь по трапу в Хоупдейле. Той же ночью Алекс должен был уплыть на охоту за тюленями.
Кеннет закончил свои лабрадорские странствия в Унгаве. Там он переживал мистические видения, писал хайку петроглифами, используя долото из лабрадорита, встретил самого себя доледникового периода. Кто-то подвел итоги «Синего пути» коаном Якусо Квонга — дописал на полях карандашом: «Дорога нужна нам не для того, чтобы идти туда, но чтобы вернуться оттуда — сюда». Может, это было послание анонимного дарителя, оставившего мне книгу Уайта в краковском «Доме под глобусом»… Стоит добавить, что Квонг был мастером шаматхи[109], то есть практики остановки.
Я заканчиваю нашу лабрадорскую историю в Наине. На прощание мы с Каспшиком выкупались в городском стоке, который впадал здесь в Лабрадорское море. Откуда мы могли знать, что местные жители машут руками, желая нас предостеречь. Мы были уверены, что они выражают свое восхищение.
В Наине до меня наконец дошло, что дело не в разнице между путешественником и странником, а в том, чтобы быть на земле аборигеном, а не транзитным пассажиром.
Торонто
Эпилог нашей поездки на Лабрадор — встреча в баре Prohibition в Торонто. Бар выбрал Дюк Редбёрд — вождь «нелегальных» индейцев (то есть тех, кто не признал власть белых людей в Канаде).
Красная Птица заставил меня осознать, насколько агрессивна белая культура Книги, хлеба и вина. Он начал с вина. Другие культуры предлагали свои стимуляторы — коноплю, кактус, грибы, листья коки. Репрессивная культура белых наложила на них лапу, утверждая, что это наркотики, и разрешила только алкоголь! Недавно даже табак оказался под частичным запретом.
Дюк заметил удивительную закономерность: в последние годы индейцы, которые перестают пить, возвращаются к вере предков, а индейцы, возвращающиеся к вере предков, перестают пить.
— Я не проклинаю, Мар, алкоголь. Сам тридцать лет пил по-черному. Тогда я понял, что дерево предпочитает пьяного, который о него обопрется, обнимет и погладит, чем трезвого, который так и норовит дерево срубить. Но алкоголь — не для нас. Алкоголь заставляет нас забыть о свидетеле[110] в себе.
Что касается хлеба, белые отбирали у индейцев землю, чтобы ее засеять. Изгоняли с плодородных территорий, где было много травы и бизонов. Бизонов перебили. А в христианских миссиях хлеб обращали в тело и запивали кровью.
Все это они вынесли из Книги. Даже время из циклического стало линейным и потекло в никуда. Оджибве смотрят назад — за спину. Бог белых дал Адаму природу, чтобы тот ее завоевал, но поскольку собственного тела Адаму не хватает, приходится его удлинять. Ноги — колесами, руки — мушкетами (а теперь — ракетами), глаз — оптикой, разум — электроникой. История — это прогресс… А у индейцев есть миф. Историю оджибве не признают.
— У индейцев даже собственное имя нужно заслужить. Оно дается не сразу. Ваши малыши получают имя — Юзек, Аня — и свои игрушки: лошадка Юзека, кукла Ани. Наши дети безымянны, пока Дух не объявит имя. Игрушки общие. Точно тень дерева в пустыне. Белый отталкивает всех, защищая свое место. У него есть право на свой кусочек тени. А индеец знает, что это тень дерева.
На прощание Красная Птица обнял меня, и мы сфотографировались вместе на фоне коврика с надписью Don’t BOOZE[111]. Он шепнул:
— Вино, Мар, пробуждает чувство вины.
2009
