Чтобы наблюдать мир изнутри, нужно его переживать, а не скользить по поверхности, как на доске для серфинга по гребню волны, — от одного кемпинга к другому. Туризм убил тайну дороги.
Кеннет был прав, утверждая, что сегодня существует множество мест, где что-то живое можно увидеть только в музее. Для меня самое живое впечатление в Маштейяташ — Дениз Робертсон, показавшая нам музей. В темных глазах Дениз я разглядел глубину лесного озера с ее фотографии «Образы, замороженные в моей памяти», а в рассказах услышал ритм поэзии, измеряемый тишиной между словами.
Музей недавно переехал из старого дома сообщества (где его посещал Уайт) в новое здание с просторным холлом и большим информационным стендом, у которого сидела прелестная индианка, говорившая только по-французски. Кшись сразу принялся ее обхаживать, мое же внимание привлекла книга этнолога Фрэнка Спека[87] «Наскапи»[88] (репринт издания 1935 года!) на стойке с сувенирами. Позже Дениз сказала, что это классическая монография, посвященная северным индейцам.
Видя, что очаровательной индианке никак не удается с нами договориться, молчавшая до сих пор Дениз поспешила на помощь и — по-английски — предложила показать музей. Наша экскурсоводша обладала таким магнетизмом, что я кое-что записал. Вот, например: индейцы различали не четыре, а пять времен года (еще канун весны); кану (каноэ) делали из березовой коры и еловой смолы, причем женщина всегда помогала мужчине, что в определенном смысле символизировало их связь (если учесть значение кану в жизни индейской семьи); суть шаманизма заключается в удержании равновесия материи и духа.
Последнее Дениз сообщила нам перед входом в зал с ритуальными бубнами и костюмом шамана. Затем спросила, как долго мы собираемся пробыть в Маштейяташ — если задержимся еще на денек, она могла бы организовать интересную встречу.
— К сожалению, мы должны ехать дальше. Одиннадцатого у нас паром с Гус-Бэй, а впереди еще более тысячи семисот километров и несколько интересных мест.
— Жалко, — задумчиво прошептала Дениз, обращаясь скорее к себе, чем к нам, и повела нас в зал с монитором, где как раз начинался фильм о жизни туземцев.
Там сидела пара пожилых янки и толстый подросток, непрерывно что-то жевавший. Фильм был явно сделан в расчете на туристов. Театрализованные сцены охоты и рыбной ловли, банальные шаманские ритуалы, изготовление сувениров — все это я неоднократно наблюдал, живя среди Кольских саамов. Только способ выпекания хлеба в земле на мгновение меня заинтриговал, но когда Дениз сказала, что инну кладут в тесто разрыхлительный порошок, поморщился. Моя Наташа даже дрожжами не пользуется — печет хлеб на закваске.
Когда зажегся свет, я увидел на стенах большие фотографии. Это оказалась выставка работ нашей экскурсоводши. Особенно одна меня поразила… Я не мог отвести глаз: лесное озерцо в зеленой чаще — словно осколок зеркала — отражало бледную голубизну неба и верхушки черных елей. Чем дольше я вглядывался в блестящую гладь воды, тем яснее проступало из нее небо.
— Если перевернуть эту фотографию вверх ногами, — засмеялась Дениз, — покажется, что озеро — это небо, отбрасывающее слабый отсвет на лесную чащу. Наши старики, когда пришли на открытие выставки, обратили внимание на березу справа. Видишь наверху пятно на коре — в виде головы индейца? А теперь посмотри — в левом нижнем углу у подножия пня есть такое же пятно в виде профиля старой индианки. Это тени предков следят за нами — так сказала старейшина племени.
Разглядывая фотографии, мы разговариваем о существовании на стыке культур. Потому что и Дениз, и Уайт — больше индейцы, чем родовитые жители резервации. Дениз родилась в Спрингфилде, штат Вермонт. Выросла в Братлборо. Там познакомилась с будущим мужем, инну. Они поселились в Виргинии, где Дениз родила двух сыновей. В Маштейяташ, родную деревню мужа, семья приехала в 1978 году. Родственники и соплеменники мужа окружили Дениз сердечной заботой. Никогда она не встречала столь доброжелательных людей. Особенно когда в 1995 году во время бури на озере Пекуагами утонул их старший сын. Вскоре после этого умер муж. Дениз живет фотографией и поэзией. А прежде всего — тишиной, что стоит у истоков любого творчества. Поэтому Дениз фотографирует только природу. Ибо в природе, если снимать ее вдумчиво, видишь то же равновесие материи и духа, что и в практике шаманизма. Можно даже сказать, что шаманизм, в сущности, исповедует творение Создателя. Только в природе мы видим Его присутствие. К сожалению, в миссионерских школах индейских детей учили совсем другому. «Христианизм», как и прочие религиозные «измы», можно сравнить со школами в живописи: все они декларируют примат своего понимания Красоты. А ведь Красота неподвластна канонам и стилям, подобно тому как творение Создателя неподвластно догматам и ритуалам. Поэтому, помимо музея, Дениз работает в местной школе, чтобы помочь молодым индейцам вернуться к собственным корням после долгих лет белой индоктринации. Впрочем, эта идея во многих сообществах получила статус почти политической программы. Индейцы защищают свою самобытность. В первую очередь это идет на благо семье. Дениз сама недавно снова вышла замуж за индейца с шестью детьми. Благодаря им снова почувствовала себя нужной. Они вместе охотятся, рыбачат.
