- Пессимистичный у вас взгляд на будущую жизнь… - с неопределенной интонацией произнес доктор наук.
- Может быть и так, - согласился Илион. – Что ж, беседа получилась увлекательной. Пожалуй, на том и завершим. Мне пора на мостик.
- Спасибо за чай, - поблагодарил Радюкин. – Обещаю, что с моими… чудачествами у вас забот не возникнет.
- Надеюсь.
- Мы благополучно вернемся, превозмогая множество испытаний и починяя поломки, как в кинографе. И для нас перевозчик соблаговолит сделать исключение, - с умеренным энтузиастом помечтал доктор, намеренно добавляя в речь архаизмы, чтобы его приняли всерьез. И замер на полуслове, удивленный внезапной реакцией собеседника.
Крамневский смеялся - искренне, почти в голос, утирая выступившие слезы.
- Нет, Егор Владимирович, - с трудом проговорил он, переборов приступ веселья. – Как в кинографе не получится.
Закрыв за собой дверь и поднимаясь на второй ярус командного отсека, командир проговорил про себя то, что не сказал вслух ученому:
«В «Пионере» примерно миллион деталей, если не считать каждый отдельный винтик. Из этого миллиона около десяти тысяч узлов критически важны, а поломка требует немедленного ремонта, лучше всего квалифицированного, заводского. Так что если случится что-то по-настоящему серьезное, все просто умрут».
* * *
Сознание возвращалось с трудом, в точном соответствии со старым добрым «шаг вперед и два шага назад». Мысли путались и переплетались самым причудливым образом, сталкиваясь шершавыми краями и рассыпаясь на множество осколков. Лишь «шаги вперед и назад» высились монументальной глыбищей посреди хоровода хаотичных образов, скачущих в безумной феерии. Временами в этой россыпи кристаллизовались более-менее вменяемые соображения и вопросы.
«Кто я?», «Где я?»
Но внимание скатывалось с мыслей, словно прибой, с бесполезным упорством штурмующий прибрежные камни.
- Эк его приплющило-то…
Знакомый голос. Ученый готов был поклясться, что уже не раз слышал этот густой солидный бас, но где и когда - не смог бы ответить даже под страхом смерти.
- Да-а-а… - протянул второй голос. – Таких эффектов быть не должно, препарат проверен. По-видимому, снотворное облегчает переход, но отягощает пробуждение.
«Русов» - всплыло в памяти у Радюкина, словно кто-то раскрыл перед внутренним взором папку с личным делом. Сергей Русов, старший офицер «Пионера», по совместительству один из трех медиков в экипаже.
«Пионер»… Что такое «Пионер»?
- А с головой у него не того? – снова спросил бас.
- Физиологические реакции в норме. Сейчас должно отпустить. Все-таки наш ученый коллега – счастливый человек.
- Да уж, гляжу как его гнет и крутит – счастье просто писано на лице.
- Но он, по крайней мере, переждал … это… во сне.
Слово «сон» послужило своего рода триггером, спусковым крючком. Неожиданно восприятие обрело остроту и концентрацию, пробивая наваждение беспамятства, словно пленку льда на полынье.
- О, господи… - пробормотал Радюкин, обхватывая ватными ладонями гудящую голову. – Боже мой…
Судорожным, почти конвульсивным движением доктор перевернулся на бок, еще не понимая, где он и что с ним. Казалось, нажми руками чуть сильнее, и череп сплющится как пластилиновый. Радюкин торопливо сложил руки на груди, скрючившись в позе эмбриона. Он осознавал тело какими-то урывками, как будто машину у которой то включали, то отключали отдельные узлы.
- Я живой… - пробормотал он. – Я живой…
- Живой, живой, - заботливо уверил его Шафран, накрывая ученого теплым одеялом. – Сейчас еще пару пилюлек в желудок закинешь и вообще станешь как новый.
- Мы уже там? – спазмы челюстных мышц превратили вопрос в почти бессвязное подвывание, но Шафран понял.
- Да. Мы уже здесь.
- Как наш пациент? – спросил Крамневский.
- В целом в норме, - лаконично сообщил прошедший на мостик Русов, плотный мужчина среднего роста с роскошными «польскими» усами. – Хотя поначалу я думал, что легко не отделается. Странная и непредсказуемая реакция. Похоже, процесс переноса сложнее, чем просто временная галлюцинация, и влияет не только на психику.
- Еще бы, - с этими словами Крамневский помимо собственной воли бросил быстрый взгляд на судовой хронометр. От воспоминания, что творилось со стрелками всего несколько часов назад, дрожь пробирала до костей.
