Илион посмотрел на своих подчиненных, глаза часто моргали, зрачки темнели в паутине красных прожилок, но взгляд был тверд.
- И перенесите в батискаф. Мы возвращаемся.
- Значит, нулевой вариант, - вздохнул Шафран.
Подводники как по команде встали, расходясь в полном молчании. И это молчаливая готовность почему-то напугала научного консультанта больше всего. В их движениях, емких жестах, чуть опущенных плечах была молчаливая, обреченная готовность.
- Господа, минутку, - воззвал Радюкин. – Это что за «нулевой вариант»? Не будете ли так любезны посвятить меня? – с едким сарказмом вопросил он.
Шафран быстро взглянул на Крамневского, который привалился к переборке, прикрыв воспаленные глаза, и опустился обратно на жесткое сиденье.
- Я втолкую, - сообщил он.
Теперь их осталось трое – командир, ученый и механик.
- В Морском Штабе долго думали, что делать, если нам придется пробиваться с боем, с врагом на винтах, - начал Аркадий. – Но ничего не выдумывалось. Единственная возможность – подкреплению пастись недалеко от зоны перехода, чтобы вовремя встретить и прикрыть «Пионера», но это невозможно. И все-таки один вариант появился.
Шафран достал из кармана затрепанную карту севера Атлантики.
- Вот здесь «глаз тигра», ткнул он пальцем в схему. – Там, где буква «я» у «Ирмингерская котловина». А вот здесь, южнее, на восточном склоне хребта Рейкьянес, в свое время была поставлена станция акустической разведки и наблюдения.
- Кем поставлена? – спросил Радюкин.
- Нами, - исчерпывающе пояснил Аркадий. – Это еще до того, как вступили в действие акустические поля и стационарные береговые антенны. Таким образом, планировалось отслеживать английские и американские подлодки. Всего станций было… - Шафран на секунду замялся. – Больше. Но со временем их закрыли и демонтировали, кроме этой, последней. Тогда как раз начался очередной бум «мокрых металлов», движение и донное строительство в регионе оживилось, и вывозить стало как-то неудобно. Про станцию дружно решили забыть. Она хорошо замаскирована, старого образца и старых материалов, такие объекты даже на консервации дольше десяти лет без присмотра и ремонта не живут – съедает стихия. Время само убрало бы все следы.
- И сколько лет прошло с момента… консервации? – уточнил Радюкин.
- Двенадцать, - невесело ухмыльнулся Шафран.
Ученый быстро и неразборчиво пробормотал что-то на латыни, Аркадий разобрал только «anus mundi».
- Ну да, жопа мира, - что поделать… - отозвался механик. – Но выбора нет. «Пионер» неисправен и оставляет радиоактивный след. Команда на пределе. Возврат будет очень тяжелым. Можно понадеяться на чудо, но это было бы глупостью. Поэтому, когда лодка приблизится к зоне перехода, вы с радиоэлектрониками наденете скафандры и закроетесь в батискафе со всеми своими прослушками и записями. А там… посмотрим.
- А батарей хватит? – только и спросил Радюкин. Сил на то, чтобы удивляться безумному решению или возмущаться тем, что его не поставили в известность о запасном «плане» уже не оставалось. – Батискаф дотянет?
- Как повезет, - ответил Шафран. – Наверное, нет. Зависит от того, где «Пионер» сбросит «пузырь».
- Лодка с «активным» следом, станция, которая наверняка уже проржавела, и батискаф, который до нее не дотянет, - подытожил Радюкин. – Ничего не упустил?
- Ты уж извиняй, - сурово сказал Шафран. – Но здесь все добровольцы. И ты тоже. Знали, на что идем.
- Это понятно… - протянул Радюкин. – Но я думал, киноподвиги будут немного… другими. Ладно, - вымолвил он после короткой паузы. – Пойду готовить записи.
Шаран проводил его взглядом и сам собрался, было, уйти из кают-компании, но его задержал короткий приказ Крамневского:
- Задержись.
- Что за киноподвиги? – спросил Аркадий, неосознанно стараясь оттянуть момент разговора, который – он это чувствовал нутром – обещал быть неприятным.
- Наш ученый коллега в самом начале похода хотел кинографических подвигов. Благополучно вернуться, превозмогая множество испытаний и починяя поломки.
- Что ж, его желание осуществилось, - заметил Аркадий. – Хотя и не так, как ему хотелось бы.
