На круглую площадку, где располагалась скамья, вели две тропинки, одна вымощенная серо-черными камнями овальной формы, другая – красноватой плиткой. В том месте, где начиналась «красная» тропа, высился мраморный барельеф, доходящий примерно до груди взрослому мужчине. В камне были высечены две конные фигуры, едущие бок-о-бок на фоне фабричных зданий и солнечного луга - рыцарь в полном доспехе, но без шлема, и юноша во вполне современном мундире. Сбоку от барельефа стоял человек, с незапоминающимся, но хорошо знакомым профессору лицом, облаченный в черный костюм.
- Вы позволите? – вежливо спросил человек, легким движением указывая на скамью.
- Мой отказ что-то изменит? – без всяких эмоций спросил в ответ Айнштайн.
- Думаю, ничего, - серьезно ответил черный. – Но так нам было бы проще навести мосты. Так сказать, сломать лед недоверия.
- Идите к черту, - все с тем же безразличием отозвался Айзек, снова закидывая голову.
- Будем считать это приглашением, - смиренно произнес человек в черном костюме, присаживаясь рядом. Айзек с трудом подавил гадливость и желание отодвинуться подальше. Демонстрировать страх и душевную слабость он не желал. Но инстинктивное движение не осталось незамеченным тем, кто целую вечность назад стоял на мостике подлодки, одетый в пятнистый комбинезон.
- Господин профессор, вы совершенно напрасно настроены так агрессивно и недоброжелательно. Ведь в какой-то мере мы с вами старые знакомые, - сообщил незваный и нежелательный собеседник.
- Я вас не знаю, - произнес Айзек и после некоторого раздумья добавил. – И знать не желаю.
- Знаете, - слегка улыбнулся черный. – Меня зовут Томас Фрикке, впервые мы с вами встретились давным-давно, еще в Берлине. Праздник у тетушки Хильды, вы пришли в сопровождении своего коллеги, господина Проппа, и принесли настоящий кофе.
- Сахар, - поправил профессор. – Я принес сахар.
На лице Томаса отразилось лишь тщательно дозированное огорчение, он даже слегка всплеснул руками, как бы сожалея о собственной забывчивости. Но в душе Фрикке ухмылялся, фиксируя первые шаги Айнштайна к неизбежному финалу. Наивный профессор, разумеется, не знал, что первая заповедь человека не желающего сотрудничать с кем бы то ни было – молчание. Полное, абсолютное молчание. Тот, кто вступает в беседу, на самую отвлеченную, самую безобидную тему – уже наполовину проиграл, потому позволил хотя бы в малости, но навязать себе чужую волю. Одно слово потянет следующее, и так далее, это вопрос времени и мастерства дознавателя.
- Действительно, то был сахар, - согласился Томас. – Так мы встретились в первый раз.
Айнштайн промолчал, пристально глядя вдаль, туда, где высилась еще недостроенная Арка Победителя. Архитектурный шедевр был возведен едва ли наполовину, но уже возвышался почти на сотню метров, видимый почти с любой точки Парка.
- Я давно хотел спросить, зачем вы тогда бежали из Европы? – Томас определенно настраивался на общение, и Айнштайн невольно втягивался в орбиту беседы.
- Потому что вы – толпа нравственных уродов, - прямо и откровенно ответил он.
- Это дискуссионное утверждение, - добродушно не согласился Фрикке. – Но, даже если принять его как аксиому, в тот момент вы этого не знали.
- Я угадал. Мистическим прозрением.
- Профессор, у вас появилось чувство юмора, - ободряюще заметил Томас, как бы случайно пропустив «господина», это должно было добавить еще немного доверительности в их разговор.
Айзек не ответил.
- Но, тем не менее, вы напрасно так стремительно покинули нас, - продолжил Фрикке. – Ваше будущее было вполне безоблачным, даже с учетом несколько… неразумных выпадов, которые вы себе тогда позволили. Жаль, что господин Вебер уже не расскажет о своих мотивах.
- Вы его убили? – резко спросил Айнштайн.
- Нет, не мы. Он бежал на следующий день, пользуясь некоторой неразберихой. Его застрелили на границе, случайно. Видимо, у президента просто не выдержали нервы, и он начал совершать поступки, продиктованные паникой, а не здравым рассудком.
- Все равно, это ваша вина.
- Нет, - терпеливо повторил Томас. – Не думаю. А вот кого мы действительно убили, так это вашего помощника.
