- Если он и в самом деле все рассказал, то вы должны были бы знать, что рецепта нет, - усмехнулся Айзек, и те, кто знал профессора ранее, ужаснулись бы тому, сколько злобы и торжествующей ненависти оказалось в его голосе. – Эффект отката нельзя обойти.
- Ах, профессор, я понимаю, что хорошая мина в такой ситуации – дело чести. Но не в этом случае. Повторю, Пропп рассказал все. Эффект нельзя обойти, но если изменить конфигурацию резонаторов и использовать систему специальных конденсаторов и антенн, его можно безопасно отвести в демпфирующую среду. Вы даже придумали конструкцию, которая будет работать посреди океана, безвредно рассеивая энергетическую отдачу с помощью миллионов кубических километров морской воды.
- Неужели… он… так вам и… и сказал?.. – Айзек выговаривал слова с большими паузами, спотыкаясь на ударениях.
- Да, - Фрикке позволил себе добавить в голос чуточку торжества, самую малость, только чтобы подчеркнуть обреченность любого противодействия. – Именно так. Мы построим вашу машину сами. Но вы спроектируете систему безопасности.
- Бедный Пропп, - прошептал Айзек, пряча лицо в ладонях, теперь его слова звучали совсем глухо. – Бедный, бедный Франц…
Томас ждал, спокойно и неподвижно, как каменный идол, у которого в распоряжении вечность. Айнштайн раскачивался, обхватив голову руками, он не плакал, но молчаливое горе казалось страшнее любых рыданий. Фрикке даже засомневался, правильный ли метод выбрал, все-таки сердце ученого было порядком изношено. Но решил, что иной способ не гарантировал успех, в сложившихся обстоятельствах Айнштайна следовало полностью подавить, парализовать волю и показать, что любое сопротивление бесполезно.
- Я ничего не буду делать, - глухо промолвил профессор, сгибаясь, словно от сильной боли в животе. – Будьте вы прокляты, негодяи, я ничего не сделаю.
- Уверены? - с почти отеческой заботливостью осведомился Томас.
Айзек не ответил. Фрикке глубоко вздохнул, ощущая чистый лесной воздух, напоенный ароматом свежей листвы. Пришло время для самого ответственного этапа. Томас надеялся, что профессор не станет слишком упрямиться, но предполагал и серьезное сопротивление.
Что ж, тем хуже для старого глупца.
- Господин профессор, вы знаете, что изображает этот барельеф? – неожиданно спросил Томас, указывая на означенный предмет.
- Понятия не имею. Думаю, энтропию искусства, - злобно ответил Айзек, хотя вопрос был явно риторическим.
- О, нет, это, скорее, пример обратного. Здесь воплощена в камне репродукция знаменитой картины Георга Слейтермана фон Лангвейда, под названием «Ordensburg Vogelsang». Она символизирует преемственность поколений и здоровой наследственности. Так же здесь отражен трудовой и боевой дух, многогранный талант гордой и достойной Нации, чей путь к вершинам развития был прерван в начале века общими и чрезвычайными усилиями вырожденцев всего мира. К счастью, прерван лишь на время…
- И зачем все это знать? – мрачно вопросил Айнштайн. – Ваши каменные уродцы мне неинтересны.
- Я указал вам на этот символ, чтобы подчеркнуть и проиллюстрировать очень простую мысль. Вы не можете противиться Нации. Вы в любом случае пойдете с нами, вопрос лишь в том, какую цену за это заплатите.
- И что же вы сделаете? – саркастически вопросил ученый. – Меня бесполезно пытать, я уже слишком стар и пусть даже ваши мясники подлечили мое сердце, могу умереть от любого сильного переживания. Будете обращать меня в свою больную веру?
- Нет, мы можем заставить вас, оперируя чужим страданием, - заметил Фрикке.
Айнштайн потер лоб, явно размышляя над высказанным.
- У меня не осталось ни родственников, ни друзей, - произнес он после раздумья. – Вы позаботились об этом.
- Посторонние? – предположил Томас. – Скажем, дети?
На этот раз Айзек думал дольше.
- Увы вам. Я математик, и потому для меня часть всегда меньше целого. Я не знаю, для чего вам нужен мой эффект, но в любом случае вы обратите его во зло. Я не отдам вам мое детище. Будете расчленять передо мной младенцев? Думаете, это зрелище способно добавить мне душевного покоя?
- У вас действительно нет близких людей, - рассуждал вслух Фрикке, добросовестно перечисляя и упорядочивая аргументы Айзека. - Вы достаточно хладнокровны и научны, чтобы отстраненно подсчитывать возможный баланс будущих жертв. А от любого серьезного воздействия, физического или морального, вы всегда можете укрыться в спасительной смерти. По крайней мере, до тех пор, пока мы не освоим пересадку сердца. Все верно?
