В голове у Крамневского словно щелкал рычажок, непрерывно переходя между состояниями «уходить/атаковать». Первая и инстинктивная реакция командира подлодки в подобной ситуации – скрыться, пользуясь естественными преимуществами тайного подводного лазутчика. На самом малом ходу «нырнуть» под врага и затаиться на глубине метров пятьсот-шестьсот, а то и больше. Это разумно и правильно.
Но… Целенаправленные действия противника говорили о том, что он очень хорошо представляет себе местоположение лодки. Выдал ли «Пионер» себя каким-либо действием или у врага нашлись неизвестные и очень точные средства локации и обнаружения, но эсминец шел точно к цели. Это радикально меняло ситуацию.
Океан огромен, и одинокая субмарина в нем подобна даже не иголке в стогу сена, а скорее песчинке в пустыне, но только до тех пор, пока противник не обозначает хотя бы примерно район ее местоположения. Тогда в ход идет широчайший арсенал поиска – гидроакустика, магнитометрия, радиолокация, тепловые датчики и прочие способы, превращающие охотника в добычу. И если противник сумел с такой точностью и на таком расстоянии вычислить местонахождение лодки, ее уничтожение будет лишь техническим вопросом.
А «Пионер» должен был уцелеть любой ценой, уцелеть и вернуться. При таком изменении вводных условий, имело смысл пойти на риск - ударить первыми и утопить эсминец. «Пионер» нес очень хорошие торпеды и системы наведения, значительно лучше вражеских (приятно было хоть в чем-то превосходить противника), неожиданный залп всей четверкой имел очень хорошие шансы на успех. Конечно, после этого на субмарину начнет охоту уже весь вражеский флот, но пока не подтянулось подкрепление, у подводного лазутчика будет хоть какой-то запас времени, чтобы скрыться на глубине.
- Пять миль, курс прежний, скорость тридцать семь, - доложил штурман.
Подлодка изготовилась к действию, подобно единому организму, в котором сплавились исполнительность, надежность машин и изворотливость, гибкость людских умов. «Пионер» был готов как открыто пойти в атаку, так и бесшумно спланировать в темную бездну океана. Боцман, вцепившийся в манипуляторы рулей глубины, не отрывал глаз от Крамневского, однако командир все никак не мог принять решение. Любой выбор ничего не гарантировал, но с большой вероятностью вел к гибели. Прежние шаблоны оказались бессильны в ситуации, когда от одиночной лодки вполне могла зависеть судьба всего мира или хотя бы одной страны. На мгновение Крамневский подумал, что, быть может, противник торопится вовсе не к «Пионеру», а к «Мстителю». Искушение принять эту лазейку было очень велико, но Крамневский отверг ее. Мертвый охотник дрейфовал по Атлантике не один год, вряд ли его существование могло стать поводом для такого стремительного набега вражеского корабля.
Нет, дело не в «Мстителе», враг идет к «Пионеру».
- Курс – на эсминец, - приказал Илион. – Снять пломбы с ПУО [пульт управления огнем]. Начать ввод координат. Атакуем.
- Командир! – внезапно воскликнул акустик, и это было невозможно само по себе. Как и большинство представителей своей профессии, Светлаков терпеть не мог громкие сторонние шумы и почти всегда говорил тихо, иногда почти переходя на шепот. – Командир, не торопись!
Крамневский двинул челюстью, словно перемалывая зубами готовые вырваться слова. Для такого вопиющего нарушения субординации должна была быть очень серьезная причина, а Светлаков совершенно не являлся тем, кто станет фамильярничать понапрасну.
- Кажется, он не к нам… - лихорадочно бормотал акустик, со скоростью и изяществом пианиста перебирая пальцами на пульте управления шумопеленгаторной станцией. Он сгорбился так, что кончики усов едва ли не мели по кнопкам и рычажкам.
– Не на нас, а от чего-то… Да! Он, похоже, удирает со всех ног от… Как будто океан ложкой мешают. Бог мой, командир, слухни в дудку.
Специфический жаргонизм акустиков Илион понял с полуслова и немедленно прижал к уху дублирующий наушник, передающий то, что слышал в данный момент Светлаков.
Сначала он услышал обычную комбинацию – ровный мерный гул океана, складывающийся из множества шумов, тихое, на самой грани слышимости жужжание самого «Пионера», и резкий жесткий перестук вражеского двигателя, рвущий океанские ритмы как тупая пила. А затем…
