От поездки в Калифорнию меня отговаривали старые студенты, которые уже имели опыт пребывания там. Они утверждали, что мне будет очень трудно. Кроме того, в школе существовало правило, запрещавшее посещать Аполо, где жил учитель, не проучившись как минимум год. Несмотря на все препятствия и отговорки, как только я получил визу в Америку (что само по себе было чудом), тут же купил билет и пришел попрощаться с людьми в израильском центре, которых тогда еще уважал.
Мой отъезд стал неожиданностью для многих, ведь получить десятилетнюю визу в Америку, не имея в Израиле ничего, что гарантировало бы мое возвращение, было практически невозможно. Я помню, как пришел в американское посольство в Тель-Авиве, где, поговорив с консулом, который, как мне показалось, во время нашего недолгого разговора пребывал в состоянии транса, я получил то, за чем пришел. Я впервые почувствовал незримую помощь свыше, которой старые студенты нашли объяснение как «помощь богов, напрямую работающих со школой». Воодушевленный встречей с учителем, я собирал свои вещи, в душе понимая, что навсегда покидаю родительский дом, родные места, друзей и безнадежное будущее, которое сулил мне Израиль. Отъезд в Америку родители поддержали, собрали в дорогу все, что могли. Через девять месяцев после вступления в школу я уехал.
Как стирали личности и опустошали кошельки
В Калифорнийском центре моему приезду никто не обрадовался. Встретили меня без особых почестей, более того, сказали, что рано, мол, приехал, нужно было бы больше времени на прежнем месте побыть, но раз приехал, то вот тебе лопата – будешь ямы копать. Учитель наш, мол, эстет, любит в саду погулять, вот ты и такие, как ты, ему красоту создавайте. Идея рыть ямы меня огорчила, но вспомнилось прочитанное некогда в литературе Востока о необходимости дисциплины и подчинения своей воли учителю на духовном пути: избегая их, человек обнажает свою слабость и демонстрирует неготовность быть учеником. Я успокоил себя мыслью, что это проверка, и решил, что мое ученичество началось.
Вскоре после приезда у меня начались конфликты с коллегами, а затем и с самой администрацией. Я увидел здесь то же самое, с чем уже сталкивался в Израиле на разной работе, на которой долго не задерживался: уходил сам или меня выгоняли. Но в школе, кроме скотского отношения к людям, я наблюдал некую «пустоту» в самих студентах, которую они пытались заполнить «формой школьной жизни», состоявшей из постоянных «событий» – встреч и обедов. Причем за участие во всем этом студенты должны были вносить отдельную плату, помимо ежемесячной за обучение, составлявшей десять процентов от зарплаты или минимум четыреста долларов для тех, кто работал в жизни, то есть за пределами Аполо.
«События» вел учитель, и состояли они из встреч, завтраков, обедов и ужинов, за которые студенты платили отдельно: пятьдесят долларов за стоячие и сто пятьдесят за сидячие места. Желающие могли пригласить учителя домой. Это считалось самым престижным событием. Дом студентов буквально «вылизывали», накрывали богатый стол. Приезжал учитель и также заводил свою шарманку на час, только в этот раз за восемь тысяч долларов. Хозяин пира (студент, в чьем доме это происходило) очень важно потом себя чувствовал, хотя, вероятно, в душе сожалел о потраченных деньгах.
Тем, у кого денег не было, предлагались учительские ваучеры, которые студент мог заработать за день физической работы: рытьем траншей, канав и ям, посадкой пальм разных размеров, обработкой камня в «каменоломне». Так мы называли место, где изготавливался белый камень для строительства несанкционированного местными властями амфитеатра, на представления в котором еще в недостроенном состоянии уже приглашались танцоры из Большого театра. Билеты на их выступление продавались по разным ценам. Танцоры были единственными «людьми из жизни» (так презрительно в школе называли не студентов), которые не только имели право появиться на территории Аполо, но и лично пообщаться с учителем, разделив с ним трапезу. Такую расстановку событий объясняли любовью учителя к балету.
