Король краем глаза следил за проводником. Но вспышка гнева погасла, так и не разгоревшись, и теперь старик понуро ковырялся в миске с супом, сваренным на подземный манер, в честь гнома. И даже на вино смотрел с непривычным равнодушием.
— Вот в такие минуты, — вздохнул Эй-Эй, откладывая ложку, — я и жалею о том, что я не король, честное слово жалею…
— А в другие минуты сожаления душу не терзают? — с преувеличенной серьезностью спросил Санди.
— Нет, — отмахнулся фыркнувший проводник. — Тогда я слишком хорошо понимаю: не к моей роже Кленовые Листья! До отметины — может быть. Но не теперь!
А Денхольм снова давился скупым рассказом о случившемся за время ЕГО правления. Посыпал себе голову пеплом раскаяния и молчал. Как тянуло вернуться во дворец, посадить на кол виноватых!
Что толкнуло его на поиски приключений? Заставило забыть о долге?
Сдалась ему эта Зона, будь она проклята!
Куда он идет? Зачем? Повернуть! Назад! Домой!
Но знал, что не повернет. Знал, что дойдет до конца.
И молчал.
— Короля они боялись! А королю вообще все по фигу! — продолжал меж тем бубнить гном, прикладываясь к жбану с пивом, припертому с нижних подвалов на вершину исключительно из любви к ближнему. — У короля одна забота — чтоб корона на ушах удержалась: не по его голове, чай, ковали-то! У короля вашего — столица там, Боги его Светлые, невеста, говорят, красавица. Вся сила в любовные дела ушла, выше дворцовой стены и не подпрыгнуть!
— Оставь, Торни, — похлопал гнома по плечу Эй-Эй. — Опять ты без толку горн раздуваешь.
— Что это за гномы такие — бастионные? — умел же ввернуть, горе шутовское!
Будто важнее проблемы на данный момент не нашел!
Сам король уже посольство за посольством слал, Камень Зарга отдавал оскорбленным, лишь бы уладить давние обиды, вернуть былых союзников, а у Санди одни глупости на уме.
— А это, малец, те, которых вы форпостными величаете, — снисходительно пояснил гном, любовно перебирая раззолоченные косы бороды. — У вас, людей, ведь просто: взял — назвал, захотел — переиначил. Для гнома так: раз слово сказано, быть по сказанному!
— Эти горы до Войны Магии звали Бастионными, потому как на них крепости стояли, Последние Бастионы перед дорогой на Итанор, — вмешался несколько оживший Эйви-Эйви, обрывая восхваления Народу Кастов на полуслове. — Ну а когда Войска Пустые Ласторг смели, через Сторожки прошли да Рорэдол осадили, им те Бастионы стали — что зубочистка в руках копьеносца. Они горы обошли с двух сторон и принялись разносить Вилемонд по камушку.
— Забыли, что гномы — не крысы, чтобы по норам отсиживаться, в тылу их оставили, — вставил повеселевший Торни.
— А для всей Элроны гномьи укрепления стали чем-то вроде передового поста, главной и последней надеждой. Ну а когда с помощью Кастов выиграли Войну, решили в память о беспримерном подвиге горы назвать Форпостом. На все карты как Форпост нанесли одну, драгоценными каменьями по мраморному полю выложенную, гномам преподнесли в подарок.
— А старейшины Последних Бастионов карту ту топорами рубили, пока силы не иссякли! — ввернул заключительное слово гном, изрядно подобревший после пива. — Истинное имя до сих пор в ходу, хоть среди людей и не помнит никто!
— Утомили мы молодежь сказками, побратим, — отложил вдруг трубку Эйви-Эйви. — Ты в Гору-то нас поведешь?
— Поведу, — степенно согласился Торни. — А ты думал, отпущу дальше шеи ломать? Только не теперь: зачем зря народ баламутить? Все спят давно…
— А может, прямо сейчас? Проскочим потихоньку…
— Не выйдет! — ехидно усмехнулся гном. — На посту сегодня Хайкл. Помнишь такого? Зануда редкая, просто помешан на Своде Основных и Малых Законов. Пропустит он тебя без Церемонии, как же!
Проводник обречено вздохнул и повесил голову.
А король мысленно охнул, попытавшись представить парня, считавшегося занудой даже среди педантичных Кастов.
— Ладно, дети мои, — подытожил махнувший рукой Эй-Эй, — раз втихую пройти не получится, надо спать. Завтра вам предстоит столкнуться со знаменитым гостеприимством Кастов, а это дело нелегкое. Ложитесь-ка и засыпайте, набирайтесь сил.
Санди, давно клевавший носом, принял предложение без лишних эмоций, просто откинулся на подушку из древнего тряпья и закрыл глаза. Вскоре умиленные побратимы с наслаждением выслушивали рулады его храпа, с видом истинных знатоков оценивая тоновые переходы.
