Путь комет. Молодая Цветаева - страница 17
События революции 1905 года втянули его, как и множество русских образованных людей, в свою орбиту. Он устраивает вечера в пользу нелегальных боевых организаций, собирает для них средства, дает приют преследуемым революционерам. За ним организована слежка; в доме, где он живет, делают обыски. И в конце концов Эллис арестован и посажен в Бутырки.
«К какой партии вы принадлежите?» — спрашивают его здесь. И он отвечает: «К декадентской!»
Так его и записывают.
Постепенно Эллис становится активистом этой «партии», быстро набирающей силу в послереволюционные годы. В это время газетные фельетонисты нехотя сменяют недавние издевательские интонации по отношению к декадентам на более спокойные.
Эллис — в первых рядах яростных и даже фанатичных проповедников символистского движения. Чуть ли не в каждом номере «Весов» — главного журнала русских символистов — он ожесточенно воюет с разного рода «уклонами»; по его мнению, выйдя из тени, символизм сразу оказался затоплен «волнами всевозможного хулиганства и идейного шулерства». «Бесплодно полемизировать со всей этой саранчой», — пишет он в одной из своих статей, однако сам яростно полемизирует и клеймит «всех этих сверхиндивидуалистов» и «мистических хулиганов».
Сама стилистика статей Эллиса выдает его неистовый темперамент: курсивы, восклицания, разрядки! Совсем как в прозе и письмах взрослой Марины: беспрерывное бурление чувств, сомнений, мыслей, каждая из которых абсолютно неотменяема. «Здесь и проклятье, и осанна!» — скажет позже Марина о своем друге в поэме «Чародей». А в 1910 году — то есть вскоре после сближения с сестрами Цветаевыми — выйдет в свет объемистый труд Эллиса «Русские символисты». Тут и история движения, и обстоятельные характеристики-портреты «старших символистов», и все это сделано активнейшим участником движения!
Но своих соратников Эллис при этом не слишком радовал; в тогдашней периодике трудно найти добрый отклик на его статьи, переводы или стихи. Его переводы Верхарна Александра Блока возмущали; статьи Эллиса в «Весах» он даже назвал уничижительно «нервным мистицизмом», который следует лечить бромом.
С Андреем Белым Льва Львовича связывала личная дружба; они шли рука об руку еще со времен кружка «Аргонавты» (1902–1903). Именно Эллис был тем человеком, который привез в 1907 году в Шахматово Александру Блоку вызов на дуэль от Андрея Белого. Но и последний не слишком добр в оценках литературного творчества друга. «Все талантливое в себе отдавал он кончику языка, бездарное — кончику пера», — зло напишет Белый в мемуарах.
(К счастью, то, что сходило «с кончика пера», можно сегодня перечитать. Ах, как всегда максималистски требовательны современники! И среди стихов, и среди переводов Эллиса есть очень даже талантливые вещи. Что же касается статей, то можно не разделять их пафоса, осудить их запальчивую резкость, однако они уж никак не пустозвонны.)
Но любопытно: более чем сдержанно оценивая литературную работу Эллиса, и Андрей Белый, и Федор Степун, и Н. Валентинов в один голос называют его незаурядным человеком. Марина Цветаева будет еще щедрее. Почти двадцать лет спустя она скажет о своем первом друге-поэте: «…один из самых страстных символистов, разбросанный поэт, гениальный человек…»
Этот-то человек и стал другом Марины у ее литературной колыбели. Первая мысль о том, чтобы собрать воедино и издать собственные стихи, родилась у нее как раз в связи с Эллисом…
С начала 1909 года возникают служебные неприятности у Ивана Владимировича Цветаева.
В гравюрном отделении Румянцевского музея обнаружилось крупное хищение. Сенат назначил ревизию, министр просвещения Шварц, давний недоброжелатель Цветаева, счел время удобным для сведения старых счетов. Разбирательство, потребовавшее от Ивана Владимировича оскорбительных для него объяснений, затянулось почти на два года. Сколько сил, здоровья, энергии ушло на противостояние немолодого уже профессора травле со стороны министра! Цветаеву долго еще казалось, что инцидент имеет локальный характер и скоро будет исчерпан. Не подозревая о готовящихся новых кознях, Цветаев уехал на археологическую конференцию в Каир и предполагал пробыть там месяца два.
