В других государствах о царе Иване узнали еще позднее. Вообще говоря, ни на Западе, ни на Востоке царский титул московского князя не произвел особого впечатления. Разве что константинопольский патриарх Иосиф за солидную мзду в 1551 году Соборной грамотой утвердил Ивана в царском сане. Грамоту подписали 36 греческих митрополитов и епископов.
Таким образом, царский титул предназначался в основном для внутреннего потребления. Однако и внутри страны царский титул не прибавил ни на йоту власти Ивану. И так Иван III и Василий III имели власть куда большую, чем большинство европейских королей, и сравнимую лишь с властью турецкого султана и персидского шаха.
Суть принятия нового титула лучше всего отразил историк Н. М. Карамзин: «Хотя титло не придает естественного могущества, но действует на воображение людей…».[15] Говоря попросту, молодой Иван боялся всех и вся — бояр, своих племянников Владимира и Андрея Старицкого, боялся, что ему припомнят похождения Елены Глинской и Ивана Овчины. Ведь слово «бастард», а по-русски — «байстрюк», стало бы смертным приговором Ивану. Вот почему и потребовался новый титул.
16 января 1547 года в главном московском соборе — храме Успения Богородицы — состоялось тожественное венчание Ивана IV на царство. Сам церемониал почти полностью повторял церемонию венчания Иваном III своего внука Дмитрия. По обычаю московских князей митрополит Макарий возложил на голову Ивана шапку Мономаха. Таким образом, церемония венчания была старая, разница была только в титуле.
Ряд историков утверждает, что принять царский титул Ивана надоумили его родственники Глинские. Во всяком случае, бабка царя Анна Глинская и ее дети Иван, Юрий и Михаил получили огромные земельные владения на правах удельного княжества. Ко дню венчания Ивана на царство князю Михаилу Глинскому был дан чин конюшенного, а его брат князь Юрий получил боярство.
Между тем еще в декабре 1546 года были разосланы по областям, к князьям и детям боярским грамоты: «Когда к вам эта наша грамота придет, и у которых будут из вас дочери девки, то вы бы с ними сейчас же ехали в город к нашим наместникам на смотр, а дочерей девок у себя ни под каким видом не таили б. Кто же из вас дочь девку утаит и к наместникам нашим не повезет, тому от меня быть в великой опале и казни. Грамоту пересылайте между собою сами, не задерживая ни часу». Выбор царя пал на шестнадцатилетнюю Анастасию, дочь умершего четыре года назад окольничего Романа Захарьевича. Современники утверждали, что Анастасия была хороша собой. Но выбор определила не ее внешность, а соглашение между кланом Захарьиных — Яковлевых и кланом Глинских. Клан Захарьиных был многочислен, его связывали семейные узы с князьями Сицкими, Бельскими, Шестуновыми и Оболенскими. Клан был силен и очень осторожен. Как уже говорилось, с 1533 года по 1547 год Захарьины — Яковлевы были только на вторых ролях, но, с другой стороны, их миновали и большие опалы. Это не могло не импонировать Глинским, которые надеялись править одни от имени Ивана, пользуясь поддержкой Захарьиных — Яковлевых.
Противостоять блоку Глинских с Захарьиными в 1547 году было практически некому, так как после убийства Андрея Шуйского клан Шуйских серьезно ослабел.
3 февраля 1547 года состоялась царская свадьба. Брат невесты Никита Романович Захарьин «вместе с царем в мыльне мылся» и в первую брачную ночь «спал у постели» новобрачных. После свадьбы старшему из сыновей Романа Захарьевича Даниле был присвоен чин окольничего. Его дядя Григорий Юрьевич Захарьин и двоюродный брат Иван Большой Михайлов-Юрьев становятся боярами.
Захарьины — Яковлевы оказались не так просты, как казалось Глинским. 12 апреля 1547 года в Москве случился большой пожар, 20 апреля — еще один. 3 июля упал большой колокол — благовестник. 21 июня начался новый страшный пожар, какого еще не бывало в Москве. Во время сильной бури загорелась церковь Воздвижения на Арбате. Огонь распространялся со страшной скоростью — выгорело всё на запад от церкви до самой Москвы-реки у Семчинского сельца. Огонь перекинулся на Кремль — вспыхнули верх Успенского собора, крыши на царском дворце, казенный двор и Благовещенский собор. Сгорела Оружейная палата с оружием, Постельная палата с казной, двор митрополита. В каменных церквах сгорели иконостасы и все, что люди спрятали туда от пожара. Митрополит Макарий едва не задохнулся от дыма в Успенском соборе. Он вышел оттуда, неся образ Богородицы, написанный митрополитом Петром. За ним шел протопоп и нес церковные правила. Макарий сначала пошел на городскую стену, где находился тайный ход, проведенный к Москве-реке. Но там невозможно было находиться из-за сильного дыма. Тогда Макария стали спускать на канате к реке, канат оборвался, митрополит упал, разбился, но остался жив. Его отвезли в Новоспасский монастырь. В Кремле сгорели Чудов и Вознесенский монастыри, в Китай-городе сгорели все лавки с товарами и все дворы. За городом выгорел большой посад по Неглинной, Рождественка выгорела вся до Никольского Драчевского монастыря. По Мясницкой пожар шел до церкви Святого Флора, на Покровке — до церкви Святого Василия. В пожаре погибло 1700 человек.
