— Ну, так ты нарисуешь? — не отстаю я.
— Ладно, а ты лекцию пиши! — идет парень на компромисс. Я строчу непонятные для меня слова, даже не вдумываясь в их смысл. А он меж тем что-то ваяет с помощью ручки, — Готово.
Я с недоумением смотрю на странный зеленый цветок с пушистыми лепестками. Только почему-то середина у лепестков зеленая, а стебель и бахромка — синие.
— Что это за чудо генетики?
— Сама ты… чудо, — усмехается парень, — Это четырехлистник. Ну, знаешь, какие обычно у клевера бывают.
— Символ удачи, по-моему.
— Вот-вот. Да только это наш личный четырехлистник, только наш. Что-то вроде замены сердечек. Пробитые стрелами сердца — это как-то неправдоподобно.
— А синие листья — это правдоподобно? — скептически утоняю я.
— Во всяком случае, не так банально. Так что, где бы ты ни увидела этот знак, знай, что я тебя люблю…
Спустя несколько часов, уже на другом привале, я сидела в своей кибитке, с нетерпением перелистывая один за другим белоснежные листы. Ровный почерк описывал едва ли не день за днем биографию Дапмара. Дэрлиан никогда не отступал от своего. Вчера его так возмутило мое нежелание принимать от него помощь, что он решил оказать ее без моего ведома. Понося леквера всеми известными ругательствами, в глубине души я была ему очень благодарна. Неожиданно мне на колени выпал небольшой сверточек. Несколько секунд тупо смотрела на косые буквы, выписанные рукой Сотворителя, а потом неожиданно рванула сверток посередине. По щекам потекли слезы, пока пальцы с силой сжимали получившиеся половинки. Под подушечкой мизинца обнаружилось что-то твердое, оказавшееся простеньким медным кольцом. Раньше я никогда ничего похожего не видела ни в моем мире, ни здесь. Еще раз посмотрев на разорванный сверток, а точнее, на надпись на нем, я со всей силы швырнула украшение в угол кибитки. И страшнее всего было осознать, что от этого уже ничего не изменится.
Дапмар Дерсев мрачно прохаживался из одного конца кабинета в другой. Сваленные неровной кучей бумаги были придавлены громадной энциклопедией. Недовольство хозяина замка было настолько сильным, что он едва не захлебывался собственной желчью. Знавшая его уже не одну сотню лет жена предпочла на время очередного приступа гнева спрятаться в саду с вязанием. Слуги-люди забились на чердаки, в подвалы, на кухню, словно потревоженные тараканы. Собственно говоря, их хозяин никогда не отличался покладистым и добрым нравом. Правда, что можно ожидать от уже седого, покрывшегося морщинами леквера, которому стукнуло три тысячи лет.
На этот раз Дапмар злился не на весь мир (что было обыкновенным явлением), а на конкретного представителя своего племени — самоуверенного юнца Гервена Элистара. Мало того, что Крашеный, как его называли среди лекверов, два месяца назад явился к нему с предложением о покупке древнего и очень ценного артефакта — жемчужины. Стоило Дерсеву отказать, как парень немедленно уехал из его гостеприимного Дома и даже не соизволил явиться на день рождения Дапмара. А это было уже не просто проявлением невнимания. Это был вызов.
Никогда еще ни один леквер не нарушал установленных правил, особенно права старшего. Это он, Дапмар Дерсев, старейшина всего клана Дерсевов, владелец обширных земель в этом мире и трех параллельных мирах, мог проигнорировать приглашение на праздник.
— Но этот наглец! Ему же еще и двух тысяч лет не исполнилось! — визжал Дапмар, в сотый раз пугая супругу. Мудрая женщина только кивала, стараясь не словом, ни жестом не разозлить мужа еще больше. Однако, после того, как Дерсев набросился на нее с упреками, что она ничего не хочет знать, и что у нее нет сочувствия, Версерии пришлось удалиться на холодную скамью в сад.
Дальше — больше. Две недели назад по всей округе разнеслась весть о том, что этот самый Элистар успел ввязаться в совершенно неприличную для почтенного леквера историю. Хотя, как его можно назвать почтенным, если парень укрывал у себя преступницу, покусившуюся на самое святое в этом мире — Всевидящую. О суде над человеческой девушкой и ее "полюбовником" не переставая судачили все вокруг до тех пор, пока у Дапмара не началась от всего этого чесотка. И только после категоричного запрета на употребление в Доме имени Гервена Элистара, обсуждение недавних событий перешло из разряда главной темы всех бесед в шепот слуг по углам.
