Это семейный дом Филиповичей, сохранившийся по сию пору. В нише над въездными воротами красуется родовой герб — бронзовое изображение льва, который тянет за кольцо выступающий под его лапами полукруглый край Земли.
Такая вот вольная художественная интерпретация традиционного герба, выполненная неизвестным мне скульптором.
В этом доме жил мой пра-пра-прадед Максимилиан, что подтверждено историческими документами. У Максимилиана было двое сыновей: Карл-Эмилиан-Теодор и Артур-Александр-Ян. Все они значатся в списках Дворян Царства Вельможного, издания 1851 года. Старший — Карл.
Как я уже отметил, Филиповичи очень давно отошли от военной службы. Мой прадед Генрих, сын Карла, был художником, причем художником очень одаренным, высокопрофессиональным.
И вот мы подходим все ближе и ближе к событиям, имеющим прямое отношение к моему появлению на свет.
После III раздела Польши Западные земли стали прусскими. Краков оказался на территории Австрийской империи. А Варшава оставалась под властью империи Российской. Но поляки все же относительно свободно передвигались внутри польских земель.
Скорее всего, мой прадед Генрих обучался искусству живописи в Венской художественной академии. В его чудом уцелевших работах видна явная академическая школа.
В Варшаве судьба свела его с юной варшавянкой Изабеллой Млынарской. Девушка была не только красива и умна, но и талантлива. Она имела музыкальное образование и увлекалась живописью. Молодые люди полюбили друг друга и вскоре обвенчались. Это произошло накануне известного польского восстания 1863 года. Восстание, начавшееся на подвластных России территориях, было направлено против российского владычества. И мой прадед Генрих, 26-летний художник, оказался среди его участников.
Через год восстание, как и все предыдущие польские восстания, было подавлено, а его участники, по свидетельству историков, многие тысячи человек, были угнаны в Сибирь, кто на каторгу, а кто на поселение.
И здесь я просто обязан рассказать о странном возникновении моего прадеда Генриха в моей молодой жизни.
Это произошло в 1949 году, когда я, четырнадцатилетний юнец, оказался на загородном банкете, который устроил под Киевом полновластный хозяин Украины Никита Сергеевич Хрущев для гастролирующей в театре имени Леси Украинки труппы Московского Художественного академического театра. Когда я очутился в банкетном зале и едва только успел разглядеть своих родителей в многоликом застолье, я заметил рядом с моей мамой какую-то незнакомую мне женщину, которая, указывая на меня, что-то говорила моей маме. Потом эта женщина торопливо встала со своего места, быстро обошла длинный гостевой стол, приблизилась ко мне и… встала на колени!
Кто эта женщина, почему она подошла ко мне и почему встала на колени?
Моему смятению не было предела.
Через несколько минут, когда мы с ней вернулись к местам моих родителей, все объяснилось.
Эта женщина оказалась знаменитой советской писательницей Вандой Василевской. Ее деда, участника восстания 1863 года, гнали по этапу в Сибирь вместе с моим прадедом Генрихом. На каком-то переходе через безграничные земли дед Ванды упал, сломал ногу, не мог не то чтобы идти дальше, подняться не мог. В таком безнадежном положении каторжника конвой мог бы просто пристрелить. Мой прадед Генрих взвалил его на плечи и нес на себе до следующего привала, где пострадавшему все же оказали помощь. А Генрих ушел дальше по этапу.
Дед Ванды, выживший после ссылки, завещал своим детям, а они его внукам, разыскать кого-нибудь из мужчин Правдзиц-Филиповичей, и если отыщут, то встать перед ними на колени в память о его спасении.
В застолье Василевская и моя мама, обе польки, стали вспоминать своих родителей, а когда моя мама назвала свою девичью фамилию, да еще и я тут появился, все и произошло.
Сказать тут можно только одно: «Неисповедимы пути Твои, Господи!»
В 1881 году государь-император Александр III, заняв российский престол, дал полякам, восставшим в 1963 году, амнистию. Но им запрещено было возвращаться в Польшу или селиться в столицах — Москве и Петербурге. У Л. Н. Толстого есть рассказ «За что?», где описана трагическая участь одной амнистированной польской семьи.
