— Понятно, — кивнула Маргарет. — На самом деле, по земному времени, прошло полвека с твоего рождения. На путь к альфе Центавра — двадцать пять лет, обратная дорога — еще двадцать пять, верно? Но на борту корабля из–за релятивистского эффекта прошло всего по десять лет, так?
— Именно, — с сияющим видом подтвердил Сэнди, довольный, что Маргарет быстро уловила суть.
Она спросила очень серьезным голосом:
— А как там было — возле альфы?
Он поморгал.
— Прости, что ты сказала?
Маргарет повторила вопрос:
— Как это было — посещение альфы Центавра? Я хочу сказать, прошло всего десять лет для тебя лично, правильно? Поэтому, когда корабль вошел в систему альфы, тебе было лет десять — субъективного времени.
— Не понимаю, о чем ты спрашиваешь, — нахмурился Сэнди.
— Сэнди, — грустно сказала Маргарет, — когда мне было десять лет, я была еще совсем дитя, но не младенец. Я уже многое понимала. И такое яркое событие осталось бы в памяти. Что–нибудь да запомнилось бы, хотя бы даже поведение взрослых — как они волновались, радовались и так далее. А ты что–нибудь помнишь?
Сэнди наморщил лоб.
— Я видел снимки альфы Центавра…
— Да, — согласилась она. — И мы тоже их видели. Хакхлийцы показали нам запись из архивов. Но меня, меня не было там, возле альфы. А ты там был?
— Разумеется! Где же еще я мог быть? — резонно предположил Сэнди, но глубокомысленные складки на лбу у него еще не разгладились.
Она вздохнула.
— Сомневаюсь, что ты там был, — сказала она. — По–моему, хакхлийцы тебе солгали.
Он уставился на Маргарет как громом пораженный. Кроме того, он немного обиделся.
— Зачем им лгать? — резко спросил он. В конце концов, она говорила о его старых друзьях.
— Вот это я и хотела бы выяснить, — с очень серьезным видом объяснила Маргарет.
— Если они солгали, то у них были на то причины. Какие причины? Например, представь, что они взяли в плен твоих родителей…
— Они их с п а с л и, — отрезал Сэнди.
— Они взяли их на борт корабля, хорошо. Допустим, твой отец был еще жив. Допустим, твоя мать даже не была беременна. Допустим, ты родился позже, уже на пути обратно от альфы Центавра, и что–то с твоими родителями стряслось, и хакхлийцы тебя вырастили…
— С родителями в самом деле кое–что стряслось. И меня действительно вырастили хакхлийцы.
— Но ты совершенно не помнишь посещения системы альфы Центавра! Значит, все произошло не так, как тебе рассказывали, Сэнди, — сделала вывод Маргарет.
Сэнди вопросы Маргарет определенно раздражали.
— К чему ты ведешь? — резко спросил он.
— К тому, что хакхлийцы тебя обманывали, Сэнди.
— Но ведь глупо же! Зачем им меня обманывать? Какая им от этого выгода?
А Маргарет вздохнула и сказала:
— Если бы я знала.
Вокруг хорошего морского порта вырастает хороший город, как правило. Но хороший морской порт страдает одним неизбежным изъяном: так или иначе, располагается он почти на уровне моря. Когда уровень Мирового океана пополз вверх, словно вздувшееся тесто, Нью—Йорк—Сити изрядно промок. Из пяти районов менее всего досталось Бронксу, холмы вокруг Инвуда и Ривердейла все еще гордо высятся над волнами. Бруклин, Куинз и Стейтен Айленд — все они ушли под воду, превратились в мелководье, исключая несколько местных холмов, свидетелей далекой эпохи оледенения. Остров Манхэттен занял промежуточное положение: там, где на острове есть возвышенности, даже небольшие, вроде Мюррей–хилла, где
по–прежнему суша. Но район Уолл–стрит — теперь это новая Венеция. Между небоскребами синеет вода. Громадины мостов из воды поднимаются и в воду уходят. По другую сторону реки Гудзон, — это раньше она была рекой, а теперь — всего–навсего полупресноводное продолжение залива Лоуэр–бей, — над морем продолжает возвышаться Палисейдс, там–то и вырос Гудзон–сити. Благодаря двум своим качествам Гудзон–сити превратился в крупнейший центр, в метрополь.
Во–первых, в затопленных районах, в центре старого Нью—Йорка, еще осталось довольно сокровищ, и Гудзон–сити стал центром по их обнаружению и спасению. Во–вторых, бывшие ньюйоркцы просто не в состоянии вообразить мир, где не было бы Нью—Йорка, пусть даже находится он теперь в Нью—Джерси.
