— Ну, дорогой, спасибо тебе огромное за такой подарок. Мои люди почти без кольчуг, а тут такая удача привалила. Моя бы воля, так и отпустил бы тебя с миром. Может, еще приведешь, а? Да только доставлю тебя к нашему хану, а уж он пусть и решает.
Сибирцы долго еще ловили коней, оставшихся без всадников, грузили на них оружие и кольчуги, и Сабанак сильно продрог, вынужденный лежать без движения, весь стянутый веревками. Наконец отряд Иркебая тронулся в путь. Кто-то из идущих впереди воинов затянул негромкую песню. Сабанак не расслышал всех слов, но по долетающим фразам понял, что пелось о легкой победе над глупыми врагами.
Прилетел ночной филин из степей в наши края,
Нахватал в свои когти всякого добра,
Да сидит на осине похваляется,
Над другими птицами насмехается.
Потом сообщалось, что все птицы испугались страшного филина и разлетелись из леса, где тот хозяйничал по ночам. Только серый ястреб не испугался, даже когда разорил филин его гнездо и сожрал всех птенцов.
Дождался серый ястреб ясного дня,
Кинулся на филина с небес заоблачных,
Ударил его грудью крутой и на землю сбил,
И в том бою кровавом он голову сложил…
Погиб серый ястребок, но изгнал из своего леса ненавистного лесного разбойника. Вот о чем была песня.
Сабанак слушал нехитрые слова и думал: "Странный народ эти сибирцы… Битву с нами проиграли. Их столицу мы заняли, но они и не думают складывать оружие. Интересно, на что они надеются?"
К вечеру отряд добрался до какого-то лесного селения, охраняемого десятком вооруженных копьями мужчин. Было видно, что землянки выкопаны совсем недавно и еще не обжиты. Навстречу им выскочили дети и, увидев пленника, кинулись к санкам и начали показывать на него грязными пальцами, приговаривая: "Сарт-людоед! Сарт-людоед!"
Сабанаку было обидно, что маленькие мальчишки, которым он не причинил никакого вреда, видят в нем врага и людоеда. Пленника наконец освободили от пут и ввели в одну из землянок, где возле костра сидело несколько женщин и стариков. Они никак не выразили своего отношения к пленному, лишь смолкли разговоры, и все как-то напряглись, насторожились.
Сабанак так же молча сел на свободное место возле костра и огляделся. Две молодые женщины сшивали из шкур что-то вроде шубы, прокалывая их длинным шилом с костяной рукоятью и продевая в отверстия тонкие скрученные жилы. Они украдкой взглянули на пленного, и одна из них что-то шепотом сказала другой. Та улыбнулась и без всякого зла или осуждения открыто посмотрела на юношу. Он тоже улыбнулся ей, но тут же раздался грозный окрик старухи, что мешала длинной ложкой варево в котле, подвешенном над костром.
— Делом занимайся, Нурия. Нечего зыркать на чужих мужиков.
Еще одна женщина, постарше на несколько лет тех, что занимались шитьем, кормила из миски сидящего у нее на коленях черноголового малыша. В темном углу землянки два старика ловко и сноровисто мяли большие лосиные шкуры. Время от времени они брали в руки ножи и снимали остатки мездры с белесой поверхности выделываемой шкуры. Старики оглядели юношу равнодушно, и в полутьме трудно было разобрать выражение их лиц. Но именно от них почувствовал Сабанак немую враждебность, и неприятный холодок пробежал по телу. Он все же протянул к огню руки и попробовал отогреть замерзшие пальцы. Они у него совершенно побелели и ничего не чувствовали. Будто тонкие иголочки впивались и больно кололи пальцы на руках и ногах. Одна из девушек, та, что назвали Нурией, несмотря на угрозы старухи, опять зыркнула на Сабанака, перевела взгляд на руки и громко ойкнула:
— Да у него же обе руки поморожены! И лицо тоже, вон щеки все белые.
Старуха оторвалась от варева и протянула черную руку с дряблой кожей к пальцам Сабанака и осторожно ощупала их.
— Выходи из землянки, — неожиданно приказала ему.
— Зачем? — удивился тот.
— Оттирать тебя, малый, надо, а то потом сам не рад будешь, вот что скажу. Пошли… — и, тяжело поднявшись, заковыляла к выходу.
Ничего не понимающий Сабанак поднялся и пошел следом. Тут же и Нурия, которой, видимо, трудно было сидеть на одном месте, выскочила наружу, и вдвоем со старухой они начали натирать ему руки снегом. Сперва он ничего не чувствовал, но потом появилась боль в пальцах да такая, что хоть кричать впору. Однако вскоре в руки пришло неожиданное тепло и началась ломота.
