— Быть по тому, как вы решили. Видит Аллах, что я не толкал вас на это. Сами меня избрали, так что теперь и слушайтесь. Закон один — предателю смерть. — Обвел всех пристальным взглядом, ожидая возражений, но все молчали. — Тогда назначаю Зайнуллу своим помощником. А план у меня такой. От нашего бывшего хана будем держаться подальше. Зато наведаемся к местным бекам и мурзам, у которых сундуки от богатств ломятся. Возьмем все, что душе угодно. Так говорю?
Все одобрительно зашумели. Только парни, что увязались за Томасы из бабасанского селения, шепнули один другому:
— Как же, ждут нас там. Беки наши тоже не дураки и сундуки свои охраняют.
— Чего вы там шушукаетесь? — заметил их переговоры Томасы. — Говорите, чтоб все слышали.
— Да я чего думаю, — нашелся один из парней, — тут поблизости улус Соуз-хана. Так он среди прочих самым большим богачом считается. Может, к нему и отправимся?
— О, молодец, — похвалил его атаман, — правильно говоришь. С него и начнем. Показывай дорогу. Туда и поскачем.
И вся шайка развернулась в сторону улуса Соуз-хана, пока еще не представляя себе, как они возьмут укрепленный городок и совладают с охраной. Но лиха беда начало, и молодцы с гиканьем погнали коней навстречу приключениям и новой вольной жизни.
…Всех нукеров забрал с собой Соуз-хан, отправившись на захват князя Сейдяка. Лишь несколько немощных стариков остались в его городке да двое работников для помощи женщинам. А кого бояться влиятельному человеку на собственной земле? Пусть все его боятся.
Недовольный избранием Томасы атаманом, Зайнулла скакал рядом с ним, втайне надеясь, что, повстречавшись со своей сотней, склонит товарищей на уход с ним. Уж они-то выберут его атаманом, а не этого выскочку Томасы. Заодно хотелось посчитаться с предателем Карачи, заманившим их в крепость. Зайнулла тогда сразу смекнул, что тот чего-то замышляет. Во всяких переделках он побывал и пока, хвала Аллаху, всегда вовремя уносил ноги. Так и теперь, словно кто шепнул, что пора уходить из городка.
Показалась крепость Соуз-хана, и все невольно попридержали коней, осматриваясь вокруг из опасения наскочить на засаду.
— Надо разведать, сколько там человек у него, — предложил Томасы. — Я отправлюсь сам и в случае чего выдам себя за посланца от хана.
— Да, — согласился Зайнулла, — нас он может узнать, а тебя никто в городке не видел.
— Сдается мне, что ворота у них не заперты, — показал рукой один из их спутников.
— Похоже на то, но надо все одно проверить. — И Томасы пустил коня галопом.
Остальные, спрятавшись за стволами деревьев, внимательно наблюдали за ним. Вдруг лошадь Томасы неожиданно встала на дыбы и повернула назад, отчего сам он едва не свалился. Но, сильно дернув за повод, справился и, пугливо озираясь по сторонам, поехал дальше. Не доезжая вплотную до городка, развернулся и поскакал назад.
— Ну, что там? — спросили его товарищи, увидев мертвенную бледность на лице своего атамана.
— Там воронья полно, — показал он рукой на соседний лесок, где, действительно, кружилось множество черных птиц, спугнутых появлением всадника.
— Ворон что ли не видел никогда? — засмеялся кто-то. — Может, лошадь сдохла, вот они и пируют.
— Не лошадь там… люди на деревьях висят… Много людей…
— Мертвые что ли? — не поверили ему.
— А ты сходи да пощупай, а такое зрелище вовсе не по мне.
Все, не сговариваясь, направились к роще, на которую показал Томасы. Когда они приблизились к деревьям, то застыли пораженные. Сотни воронья взмыли кверху, усеяв небо распластанными черными крыльями и громко каркая, выказывая недовольство потревожившим их людям. Но те не обращали на птиц ни малейшего вниманий, пораженные увиденным.
— Так это же наши ребята висят… — обескуражено произнес Зайнулла, не слыша своего собственного голоса.
— Да за что же они их так?
Лошади не стояли на месте, перебирая ногами и стремясь как можно скорее убраться от зловещего места. Наконец, первым не выдержал Томасы и, нахлестывая лошадь, понесся к распахнутым настежь воротам городка. Его товарищи устремились за ним.
Не особо задумываясь, что они предпримут, если в городке окажется большое число воинов, влетели в ворота и увидели мирно снующих по подворью десяток женщин и двух работников, подбрасывающих в огонь дрова. Над костром висел огромный казан, рассчитанный на то, чтоб накормить из него не менее сотни людей.