Пустынная дорога смерти - страница 47

За окном летали, ища себе скудное пропитание, чёрные, крупные, переливающие на свету вороны, которые кричали, пронзая замогильную тишину этого проклятого, забытого Богом места и нарушая гулкое биение сердца сумрачной пустоты. Они кричали о боли и страданиях, о муках и кошмарах, подслушанных и увиденных ими у живых этой ночью. Казалось, что смерть шутя и играя с угасающей, дряхлеющей жизнью и хитрой судьбой наложила печать гротеска и маску боли на этот лицемерный, тонущий в грехах и безразличии мир. Он вновь вспоминал странный разговор священника и Дина, напоминавший комичную, но в то же время философскую и трагичную беседу Бога и Дьявола. Теперь он понимал терзающую, глубокую душевную, престарелую травму своего друга и поклялся сам себе во всём оказывать ему поддержку и спасать от голодной бездны безрадостного прошлого. Да, Джим был таким, он был готов пойти на любые потери лишь бы близкий для него человек жил счастливо. Он был идеалистом, ищущем в мире справедливость и равенство, две мертворождённые иллюзии, несуществующие в современном обществе.

Дин бесстрастно смотрел со скучающим видом смотрел в открытое окно, на чёрные, гнилые могилы припорошенный лёгкой снежной крошкой. Священник подошёл к столу и торопливо начал рыться в горах своих исписанных и исчерканных бумаг. Вскоре отец Дуглас, сбросив несколько увесистых папок упавших на холодный, истёртый пол с оглушительным стуком, достал старинную книгу с жёлтыми, отсыревшим листами в чёрном, кожаном потрёпанном переплёте. Он осторожно протянул её Дину, словно опасаясь, что в любую минуту от малейшего изменения в окружающей среде, будь то любопытный ноябрьский ветер или неаккуратное, горячее прикосновение, книга превратится в серую, тяжёлую пыль. Дин небрежно взял её в руки и открыл, бросив на священника любопытный взгляд. В его глазах промелькнуло удивление, смешанное со страхом и отвращением. Эта книга была идентична той, найденной возле изуродованного тела Луиса Сиетла.

– Это их библия, – пояснил Дуглас. – Она написана на иврите.

– Наши эксперты разберутся с этим, – отстранённо бросил шериф и с громким стуком резко захлопнул книгу.

– Я надеюсь, что они переведут побольше меня, – вежливо улыбнувшись сказал священник. Если вам удастся узнать что-нибудь интересное, то обязательно сообщите об этом мне.

– Хорошо, – кивнул Дин. – В замен Вы не спешите уезжать из города.

– Всё ещё подозреваете меня? – прищурившись спросил Дуглас и облокотился на изогнутую, роскошную спинку старинного кресла, сделанного в викторианском стиле в серо-чёрных, печальных, иссохших тонах. – Что ж, это Ваша работа, всех вокруг подозревать. Предлагаю Вам сегодня присмотреть за нашими поисками. В то время, как Вам, Джим, я советую поговорить с отцом. Насколько мне известно он знает о секте очень много. Постарайтесь его разговорить.

– О чём Вы говорите, отец Эсборн? – удивлённо, едва не поперхнувшись от услышанного спросил Джим. – Мой отчим, единственный настоящий отец которого я знал, которым горжусь и которому благодарен умер три года назад. Всю свою жизнь он проработал в полиции и никогда никакими мифическими сектами он не занимался.

– У моего предшественника, – медленно начал священник задумчиво глядя в пол. – отца Эрикса, исповедовалась Ваша мать. Однажды вечером она пришла к нему и рассказала, что Вашим настоящим отцом является Сэмуэль Дэвидс. Мы, священники, знаем все грехи и тайны жителей этого чёрного, проклятого города. Мы исповедуем их, отправляем в последний путь. Не вините его в том, что он не воспитывал Вас, не помогал. Ваша мать ему ничего не сказала. Поверьте, я бы до сих пор хранил эту тайну, как и многие другие до этого, если бы Ваше общение с родным отцом не способствовало продвижению дела, – договорив священник с самодовольной улыбкой на лице сел в кресло закинув ногу на ногу и гордо вскинув голову. Он чувствовал себя победителем, здесь была его территория, он был владыкой, знающем таинственные сплетения тысячи страдающих во мраке безликих, ослепших душ и их судеб.

Джим ничего не понимал. Кровь шумела в ушах, бешено стучало сердце. Его руки жутко дрожали, а ноги стали ватными и слегка подкашивались. Казало, что всё происходит очень медленно, словно в страшном, болезненном бреду. Он считал своим настоящим отцом Эдварда Эландера, пускай по их венам и не текла одна и та же кровь. Именно он был его настоящим отцом. Да, он был своенравен, деспотичен, но всегда справедлив. Он воспитывал мальчика в суровых почти спартанских условиях и по-своему привязался к нему. Он вспоминал с теплотой этого жестокого, но честного человека. В тот вечер, когда Джим узнал, что его приняли на работу в полиции, они с отчимом сидели у камина, потягивая янтарный, полупрозрачный виски. В комнате было темно, лишь языки пламени дрожащим, алым светом преисподней бегло освещали сумрачные углы зала. Старик был совсем плох. Болезнь глубоко проникла в его тело и сильно разрушила изнутри, но она не смогла сломать его истинный непокорный и величественный дух. Эдвард сказал тогда Джиму: «Там ты увидишь грязь, истинную сторону Бога. Это либо сломает тебя, либо сделает сильным, но за это придётся дорого заплатить. Сила со временем сделает тебя бесчувственным, чёртовым бездушным механизмом. Не ищи здесь справедливость. Её нет. Её нет в этом проклятом мире. Главное, среди всей этой грязи не потеряй человечность… не потеряй себя.». Это наставление не раз помогало Джиму в дальнейшем. Да, он учился закрывать глаза на истинную, безжалостную и суровую, неистовую и карающую сторону Бога, которому в слезах молятся окружающие. Он следовал его советам и наказам, а теперь он узнал, что его настоящий отец всегда был рядом, совсем близко.