Пустынная дорога смерти - страница 42

Руки Дина дрожали. Кто-то видел его тогда, 5 лет назад, в том тёмном, негромко переговаривающемся лесу. Видел и запомнил. Кто-то рассказал ей об этом. Эта мысль испугала его, сковав бешено бьющееся сердце и тёплое тело холодными когтями ужаса.

Он посмотрел в окно. На скрюченной, одинокой ветке снова сидел ворон, но только этот был крупнее предыдущего. Казалось, что глаза его, бездонные, иссиня-чёрные, почти человеческие, были полны многовековой, великой и безграничной мудростью. Его переливающиеся перья посеребрил сверкающий, словно звёздная пыль, иней. Увидев, что за ним наблюдают, он вспорхнул со скрюченной, оголённой ветки и скрылся в рассеивающейся, мутной темноте.

Смерть… Он помнил, как умирал… Оставив холодный, горький кофе на столе Дин пошёл в спальню и начал собираться. Впереди его ждал безумный, безутешный день.

3

Джим сидел в гнетущей тишине и одиночестве, сгорая от нетерпения и ожидания. До этого он позвонил Виктории, чтобы спросить её о самочувствии. Когда они расстались накануне вечером, она была в ужасном, удручённом состоянии. Она не выходила у него из головы. Её большие, открытые, печальные, заплаканные, зелёные глаза, растрёпанные огненно-рыжие волосы, лёгкий, здоровый румянец, причудливые веснушки, светлые ресницы и пухлые, алые, потрескавшиеся губы – всё это заставляло его сердце биться чаще. Ему хотелось приласкать её, почувствовать её успокаивающее тепло, сберечь её от всей тьмы и холода грязного мира и разлагающегося общества. Она была рада, что он позвонил ей. Сказала, что брат не вернулся домой ночевать, пришёл только под утро уставшим. Он объяснил ей, что ночевал у девушки. Виктория видела один раз Николь мельком и сразу поняла, что он был именно с ней. Эта роскошная, необычная девушка пугала её. Было что-то едва уловимое в её пламенном взгляде и изящной походке, что-то хищное и противоестественное, поддельное и нечеловеческое. Джим успокоил Викторию, сказав, что это возможно всего лишь ошибочное и неверное первое мнение и на самом деле Николь милая и доброжелательная девушка. Он сам не верил в свои слова, ощущая перед ней невольный, беспричинный страх. Но Джим не хотел угнетать и без того расстроенное и измученное сознание Виктории своим мнением. Он не знал любовь это или временный, пылкий интерес, но мысли его рядом с этой нежной, чувствительной девушкой путались и его сердце наполняло только одно желание: оберегать это хрупкое, беззащитное существо, светлый и тёплый лучик солнца в вечном праздном человеческом жестоком царстве тьмы и безразличия. Джим ждал Дина, сидя в удобном, уютном кресле в роскошной, светлой гостиной фамильного дома Эландеров, выполненной в серебристо-лиловых, приятных и успокаивающих взволнованное сознание тонах. Здесь приятно пахло пряностями и свежим, зелёным чаем, перебивая отвратительный запах сырости, исходивший от старого, грубо и мощно сделанного камина. Мебель здесь была сделана на богатый, замысловатый стиль викторианской эпохи. На полках аккуратных шкафчиков стояли старинные истёртые тома книг разнообразных жанров и эпох. В небольшом серванте мирно покоился, поблёскивая в ярком, белом свете дорогой, искусно расписанный фамильный фарфор матери Джима, единственное, что осталось от наследства её родителей. Он был здесь совершенно один, погружённый в печальные и угнетающие мысли и воспоминания о ней. Он почти забыл, как она выглядела, зато в его память глубоко врезался её приятный, нежный запах с ненавязчивыми нотками цитруса. Его любимая, вечно одинокая, истерзанная жизнью мать… Неожиданно для себя он вспомнил о странном, сумасшедшем незнакомце, сказавшем ему о лживых глазах. Ему стало страшно от этого нахлынувшего мощным, сносящим всё на своём пути потоком воспоминания. Он зябко поёжился и машинально запустил руку в карман, в котором обычно лежали сигареты. Сейчас там было пусто и от этого ему стало ещё хуже. Казалось вся его сущность, каждая клетка, миллионы связанных между собой молекул хотели бы впитать в себя ядовитый, сигаретный дым. К дому подъехала машина Дина.

Джим поспешно накинул пальто, обулся и вышел на улицу. Небо на востоке уже стало серебристо-лиловым, ночь напоминающая, трупные пятна на теле умирающего небесного купола, медленно и с неохотой отползала на запад, словно превращаясь в тень могучего Аббадона. Ветер переменился, теперь он мощно нёс своё холодное, наполненное шепотками смерти и зимы дыхание с северо– востока, изменяя направление вечной скачки табуна диких, неукротимых, железных лошадей по серым, выцветшим крышам обветшалых частных домов.