- Пожалуй, вы правы. Светлая голова, компьютерщик. И эта гром-баба стерла его в порошок. Он так и не освободился от своей болезненной зависимости от любимой мамаши. И она его любит и ненавидит за свою вину перед ним. Она ежедневно напоминает сыну о его протезах, называет жалким уродом и призывает открыть глаза на то, что я этим бессовестно пользуюсь. Не могу не пользоваться. Я же красивая - следовательно, я стерва. И он, ее сын, вернулся к той, кто его всю жизнь добивает, - к маменьке. Бросил жену и дочь, нас, которых любит больше жизни. Он никогда себе этого не простит, я-то это знаю. Я хотела вернуть его назад. Видите, что из этого получилось... А тут еще какой-то ее сотрудник, профессор, сошелся с чужой женой. И для нее это вдруг стало прямым доказательством того, что я изменяю своему мужу. Она заставляет сына требовать развода. Вот этот бред и есть наша семья. Вы что-нибудь понимаете в этой жизни?
- Понимаю, - сказал я. - То, что произошло, вполне нормально. По-другому не бывает. Кстати, этот сотрудник-профессор - именно я. Хотя я не уверен, что моя беспутная жизнь стала причиной ваших несчастий.
- Ваша история, как видите, пересеклась с моей. Возможно, мы оба без вины виноваты - если вы, конечно, верите в то, что бывает дым без огня. У вас что, любовь?
- К сожалению, да.
- Значит, у вас своих проблем хватает. Впрочем... Поймите меня правильно, говорю вам как профессиональный психолог. Я бы с удовольствием поменялась с вами местами. На время.
- Боюсь, в моей истории наступает то время, когда я бы не советовал вам этого делать.
- О-о! Тогда я вам просто завидую. Так хочется просто любви - и больше ничего. Любви любой ценой. Все остальное в жизни - пустота.
Ее глаза окончательно покинула агрессия змеелова.
- Спасибо вам. Вы тонкая женщина.
- Да, тонкая. Только где тонко...
- Не всегда. Иногда прочнее тонкости ничего не бывает. Как вы думаете, Лариса Георгиевна на самом деле может повеситься?
- Самое страшное, что не исключен и этот нелепый вариант.
- Почему же страшное? Любой другой вариант еще страшнее.
- Так-то оно так, но... Сережа ведь будет считать меня виноватой. Она об этом позаботится, можете не сомневаться.
- С другой стороны, для вас это единственный выход. Только вот пожелать вам такого счастья как-то язык не поворачивается.
- Вы правы. Я с вами согласна.
- Так устроен мир.
- Как это - так?
- Так. Какая-то дьявольская мясорубка. Уцелеть-то можно, но вот зачем - непонятно.
- Вы справитесь. У вас есть характер и психологическая устойчивость. И ум.
- Это наблюдения профессионального психолога?
- Нет, увядающей одинокой женщины.
Думаю, это был сильный профессиональный ход с ее стороны.
- Вы любите блюз? Послушайте блюз сегодня вечером.
- Почему именно блюз? А не Рахманинов, например?
- Это долго объяснять. Рахманинов велик. Но вы... Просто послушайте блюз.
- Мне нравится это нелепое предложение.
- Поймите меня правильно: это очень интимное предложение.
- Пожалуй, я так и сделаю.
- И еще, Светлана... Вы не одиноки, у вас есть дочь. Вы не знаете, что такое одиночество. И, наконец... Вы красивы и порядочны. Это наблюдения завзятого дамского угодника.
Она вскинула на меня глаза, мерцающие чудными темноватыми оттенками, глаза, в которых можно было разобрать и привычку терпеть боль, и затаенную надежду, и готовые брызнуть фейерверком искры радости, - типично «оконное» выражение лица (к этому я еще вернусь), - и я понял, что для меня перестали существовать на свете красивые женщины.
Кроме Веры.
9
Больное зимнее солнце лохматым желтым пуделем протрусило над линией горизонта и скрылось в серую тьму. Еще один день вспыхнул и погас бледной звездочкой.
С жуткой стремительностью приближался Новый год, предоставляя грустную возможность ощутить, с какой скоростью проносится наша жизнь. Короткие дни безжалостно поглощало серое время. Еще вчера царил Вавилон, а сегодня...
Я чувствовал, что моя проблема заключается в том, что я не могу вообразить себе свое будущее без Веры. Вот если бы я мог жить одним днем (чему я, увы, так и не выучился), то я был бы просто счастлив. Ее глаза, волосы, губы, теплое дыхание, сумасшедшие слова...
