— Но я желаю, чтобы вы теперь повторили свои обещания, — произнес князь Грюненталь, оставаясь невидимым. — Надеюсь, на этот раз вы подумаете, прежде чем их нарушить. Не надейтесь меня перехитрить, это не получится. Наблюдая за вашей глупой, бессмысленной суетой, я решил подарить вам вторую возможность. И прошу учесть, последнюю. Нам удалось найти подход к герру Майснеру, и он посвятил нас в ваши планы, профессор Гросс. Было неразумно с вашей стороны предполагать, что сержант Тод поднимется против меня. Этого не случится никогда, ни при каких обстоятельствах.
— Теперь я это понимаю, — подал голос Гросс.
— Ну и прекрасно. Итак, я вас слушаю, господа. Давайте по порядку. Вначале герр Вертен.
— Я обязуюсь хранить тайну, как это было у нас договорено.
— Я тоже, — сказал Климт.
— Профессор?
— Даю слово хранить тайну, — отозвался Гросс.
— О чем вы говорите? — неожиданно вырвалось у Берты.
— О том, чтобы все это осталось между нами, милая барышня, — спокойно проговорил князь Грюненталь. — Кстати, вы тоже должны со своим папашей пообещать мне это.
— Карл?
— Берта, — воскликнул Вертен, — прошу тебя, сделай то, что требует князь, иначе нас отсюда не выпустят!
— Я обещаю хранить тайну, — произнес стоящий рядом с ней герр Майснер, — и тебя, дочка, прошу сделать то же самое.
— Мы держали фрейлейн Майснер в неведении относительно нашего расследования, — вмешался Гросс. — Думали, что так безопаснее. Поэтому она ничего не знает.
— Все равно, пусть даст слово, — настаивал Грюненталь.
— Хорошо. — Берта откашлялась. — Я обещаю никому не рассказывать, что видела и слышала в последние несколько дней.
Грюненталь кивнул Тоду, разрешая отпустить Берту и ее отца. Она подбежала к Вертену, и они застыли в долгом объятии.
— Все, господа, — произнес Грюненталь со значением. — Можете идти.
Они побрели к выходу из парка. Вертен и Гросс знали, что это еще не конец истории. Пока князь Грюненталь жив, покоя им не будет.
Вена
Суббота — воскресенье, 22–23 октября 1898 года
Минуло несколько недель. Их хватило, чтобы все как следует обдумать. Теперь пришла пора действовать.
Вертен вышел из фиакра у Дворца Кински.[56] Бросил взгляд на ярко освещенные окна. Сегодня сюда на ежемесячный званый вечер съехались сливки общества. Лакей у входа, наряженный по моде восемнадцатого века, — припудренный завитой парик, панталоны до колен, чулки, — почтительно глянул на карточку с рельефной монограммой эрцгерцога Франца Фердинанда и с поклоном открыл Вертену доступ к собравшемуся наверху избранному обществу. Он поспешно поднялся по мраморной лестнице, опасаясь, как бы чей-то зоркий глаз не приметил в нем чужака. Тут ведь с такими не церемонятся, мигом выпроводят. Бальный зал блистал великолепием и роскошью. Изысканные хрустальные люстры под потолком, драгоценный паркет из мореного дуба. Сегодня здесь давал сольный концерт знаменитый пианист Падеревский.[57] Вертен с облегчением увидел, что концерт еще не начался. Гости продолжали двигаться по кругу, обмениваясь фальшиво-приветливыми восклицаниями.
Как и полагал эрцгерцог, князь Грюненталь там присутствовал. Он стоял в центре группы знатных дам с бриллиантовыми диадемами в волосах и рассказывал что-то забавное. Дамы хихикали и обмахивались веерами.
Вертен приблизился к нему твердым шагом и громко объявил:
— Сударь, вы скотина и хам. Я вызываю вас на дуэль за оскорбление моей невесты.
Князь Грюненталь повернул к нему свое злое покрасневшее лицо как раз вовремя, чтобы получить пощечину белыми перчатками, которые Вертен специально купил для этой цели.
— Я жду ваших секундантов. Выбор оружия остается за вами. — Это было рискованно, но Вертен почти не сомневался, что возраст не позволит князю выбрать что-то, кроме пистолетов.
— Это возмутительное безобразие, — начал князь Грюненталь.
— Да. Так оно и есть. И его совершили вы. Если у вас осталась еще хотя бы крупица мужества, вы примете вызов. Или предпочтете ограничиться громкими словами и пустыми угрозами? А может быть, чтобы спасти свою честь, прикажете заковать меня в кандалы?
При этих словах дамы начали возбужденно перешептываться. Разговоры в зале стихли. Глаза всех были прикованы к князю Грюненталю. Вертен публично загнал его в угол, как и планировал.
