Затем он отступает, оставив меня воображать все ужасы, которые придут ему в голову, когда Буреносец со шрамами тянет меня вниз по лестнице.
Еще один Буреносец ожидает нас во дворе и стягивает с меня свое пальто, из-за чего рана на боку начинает болеть. Я сквозь зубы всасываю воздух, стараясь не разжимать их. Но, когда он снова меня толкает, выплевываю еще больше желчи, ни капли не жалея, что почти вся она оказывается на его обуви.
Он вжимает меня в стену, доказывая, что он менее дисциплинирован, чем остальные.
Я могу этим воспользоваться.
Плюю, «случайно» целясь в его пальто, и он хватает меня за волосы, рывком приближая мое лицо к своему.
— Тебе придется кое-что сделать для меня, — рычит он.
— Надо продолжать идти, — предупреждает его Буреносец со шрамами. — Райден приказал, чтобы мы доставили ее прямо в камеру.
— Прямо сейчас Райдена здесь нет, — спорит тот, скользя руками по моей талии.
Я пинаю его коленом так сильно, как могу.
Я только успеваю ударить его по бедру, и он кряхтит, хватает меня за горло.
Буреносец со шрамами хватает его и толкает в снег:
— Успокойся и остынь! Я не хочу попасть в Шреддер из-за тебя.
Другой Буреносец рычит угрозы, но не следует за нами, когда меня тянут прочь.
— Спасибо, — бормочу я, спотыкаясь.
— Я сделал это не ради тебя. — говорит Буреносец со шрамами.
Я следую за его взглядом к отметинам на его руках, где бледные линии почти пылают в тусклом свете.
— Ты уже встречался со Шреддером? — предполагаю я.
Он не отвечает. Но то, как он сжимает челюсти говорит мне все, что я должна знать.
Я, вероятно, не должна задавать свой следующий вопрос, но… я должна.
— На что это похоже? — шепчу я.
— А как сама думаешь? В Шреддере семнадцать вентиляторов, и каждый вырезает разные края у порывов. Таким образом, когда ветер обрушивается, это семнадцать вращающихся лезвий, сжижающих твои внутренности.
Если бы мой желудок не был пустым, меня бы снова стошнило.
Вместо этого я всхлипываю по Гасу, но только один раз.
Остаток пути я стараюсь успокоиться. Вот почему я не осознаю особо важную информацию, которую получила, пока меня снова не запирают в камере.
Семнадцать вентиляторов.
Сейчас я знаю, что имел в виду Астон, говоря, что крепость защищена сильнее, чем когда-либо было необходимо, и в то же время нет.
Астон сбежал через Шреддер.
Полет с Астоном — отстой.
Вообще-то, «отстой» не достаточно сильное слово — но нарушение Правил Следи за Языком моих родителей чувствуется так, что я действительно больше никогда с ними не встречусь.
Это не просто царапающие сломанные ветра, которые использует Астон, или как они превращают мир в размытое месиво.
Это, ну… дырки Астона.
Он по-прежнему был одет в плащ, но капюшон и рукава развевались на ветру. И когда мимо его кожи проносился сильный ветер, то постоянно раздавался СВИИИИИИИИИИИИИСТ.
Я иногда забываю, сколько часов я провел, стиснув зубы, от этого скрежета, но у меня болят челюсти, когда мы опускаемся посреди поля в высокую траву и описываем в ней круг, будто акулы в море.
— Почему мы остановились? — спрашиваю я.
— Я знаю, что могу источать силу и авторитет, — говорит Астон, — но и мне время от времени необходим отдых.
Признание напоминает о том, когда же я спал в последний раз. Райден в течение нескольких недель при помощи разрушенных ветров мучил меня ночными кошмарами, и теперь я не могу заснуть. Не когда Гас и Одри…
— Сколько сейчас времени? — спрашиваю я.
Арелла бросает взгляд на солнце:
— Кажется, близится полдень.
— ПОЛДЕНЬ?
— Ох, избавь на от своих психов, — говорит мне Астон. — Мы теряем время, поскольку держим курс на восток.
— Как мы можем ускориться? — спрашиваю я.
Астон пожимает плечами:
— Если ты хочешь двигаться быстрее, нам следует избавиться от ненужного груза.
Он глядит на Солану, и она так смотрит на него, будто обжигает ледяными лучами.
— Ты называешь это «балласт»? — Она вытягивает руки, и все ближайшие порывы касаются кожи.
— Ты понимаешь, что ловля ветра, по существу, худшая вещь, которую ты можешь сделать, когда сталкиваешься с силой боли, да? — спрашивает Астон. — Что, ты думаешь, произойдет со всем этим — он машет руками перед ней, очерчивая ее изгибы — если я разрушу припрятанные у тебя порывы?
