Глава пятая
Спасение человека
На берегу у костерка их ждал Колин отец с тележкой, где в плетенке под сеном была уложена сеть. Он подтащил лодку к берегу и спросил:
— Накатались?
Коля-Николай ответил:
— Нету…
— Ну потом покатаетесь. Вот, Варя, мы и свиделись, Тебе Коля-то все рассказал? Вот и ладно. Уезжаю-уезжаю, а уехать не могу! Карантин — будь он неладен. Чего-нибудь да выдумают. Раньше как-то спокойнее жили… Садитесь, ребятишки, у костра грейтесь. Вон чайник, заварка, картошка. — И сторожким голосом спросил сына: — Чужих не видели?
— Нету…
— Вот и ладно. Поедешь со мной, сынок?
Коля-Николай похлопал мокрыми рукавами, и отец согласно кивнул:
— Оставайся с Варей. Сушись, только не сожги одежду. Я в твои годы у костра рубаху сушил и сжег — один воротник с «молнией» принес, все со сна сжег. И воротник-то надо бы выбросить, да я родителей боялся…
За разговором он сгружал в лодку сеть, прислушивался к рыбьим всплескам, к шумам в дубках и тальниках, и движения его были сноровистые и бесшумные. Огонь на корме догорел, и Варя хотела подложить смолья, но Колин отец запретил:
— Зачем? Сейчас светать скоро будет. Поехал я. Без меня никуда не ходите. — И, толкаясь кормовиком, растворился в темноте, будто его и не было.
Дети натаскали сушняка к костру, он взялся широким добрым гудом и погнал в небо таловое тепло.
Варя пошла с чайником за водой. Без огня вода была будто не вода, а нечто мягкое, как шелк, и пришептывающее… И близко у рук покачивалась на ней звезда. Варя зачерпнула ее чайником и хотела унести к костру и показать Коле-Николаю, но звезда опять как ни в чем не бывало покачивалась в озере.
— Чего долго ходила? — спросил Коля-Николай девочку. Он повесил чайник на обгорелой перекладине, от мальчугана шел пар.
Он взял палку и золой, как одеялом, прошитым золотыми нитками, закрыл картошку.
— Степенный жар.
— Степенный жар, — с удовольствием подтвердила девочка. Так в их деревне все хозяйки отзывались о хорошо протопленной печи, без угара, когда в самый раз печь пироги и хлебы.
— Я тебе не рассказал, когда я в болото-то залетел… — Коля-Николай придвинулся ближе к костру. — Когда я тебя-то догонял… Камыши раскрылись, вышло белое, снизу и сверху, узкое, посредине широкое… Я думал: туман, но туман-то не разговаривает…
— А оно разговаривало?
— Разговаривало! Оно спросило: «Кто ты такой?»
— Может, человек это был?
— Не думаю. С той стороны топь, лодка не проедет…
— Может, птица болотная кричала?
— Не знаю, — сказал Коля-Николай. — Может, показалось мне.
— У страха глаза велики.
— Да не испугался я!
— Ты обиделся?
— Нисколько…
Варя взяла в руки палку шевелить жар.
— Коля, — сказала она, — у тебя рукав горит.
— Это разве горит? Это искорка только.
— А тебе надо, чтобы весь ты горел?
Они пили чай, ели картошку и негромко переговаривались. На той стороне несколько раз болотным голосом кричала ночная птица, и мальчуган встал на колени и прислушался:
— Бати давно не слышно.
Костер прогорел, и стали в подробностях видны дубки, не такие большие, как самой ночью, и звезды низко над головой.
Великая тишина стояла в лугах. Бывает перед утром такая тишина…
— Коля, — сказала девочка, — пойдем отца твоего искать.
Они отошли от костра, сразу, как в озеро, провалились в белую росу, и у обоих перехватило дыхание.
За поворотом открылся озерный плес, и посреди него стояла лодка. Колиного отца в ней не было.
— Папа-аа! — что было сил закричал Коля-Николай. — Где ты-ыы?
В камышах с шумом снялась стая уток и засвистела крыльями. Дети побежали дальше.
Вставало солнце, и с той стороны, откуда оно вставало, трещали кусты от коровьего стада и слышались голоса.
— Дедушка Денис коров пригнал, — сказала Варя. — Он, наверное, с твоим отцом разговаривает.
— Побежали к нему.
— Побежали.
Кусты расступились, и дети увидели разноцветных коров, костер, что отчаянно дымил. А рядом — пастуха Дениса в брезентовом плаще и Колиного отца, мокрого с головы до пят, со спутанными волосами, в которых застряла водоросль. Колин отец сидел на траве и трудно дышал. У ног его в воде лежала сеть.
