— Вот такой…
— Нет, — сказал отец. — Это целый тюлень, таких у нас не водится.
Коля-Николай подумал и несколько сблизил руки.
— И таких у нас не водится. Еще убавляй, еще…
— Вот так? — теперь уже сам Коля-Николай спрашивал отца.
— Такой! Такой! — подтвердила Варя.
— На этом и остановимся, — разрешил Колин отец. — Это выдра была. Выдры у нас водятся. Я их сам видел только летом. Плавают они не хуже рыб. Если бы я так умел плавать, я бы давно нашел пушку из красной меди… Она здесь, недалеко.
В это время у Колиного отца «был стук» — кто-то попытался схватить блесну, кончик удилища согнулся… Рыболов положил удилище и, проворно перехватывая леску, выбросил на снег темного толстого окуня. Окунь забился, окутываясь в снежную пудру, весь он стал белым, как в муке, и скоро застыл на морозе — с прозрачным колючим гребнем, с большими золотистыми глазами.
— Этого мы Женьке подарим, — сказал Колин отец. — Пусть Женя его в аквариум посадит. Надо будет подумать, чем его кормить. Чего-нибудь придумаем. Вы посмотрите, какой он красавец! Такого красавца только в аквариуме и держать. Люблю я окуней, ребята. И на вкус и на цвет — всем угодила эта рыба, я красивее ее не знаю.
Колин отец опустил блесну в лунку, подергал коротким удилищем и сказал:
— Ловись, рыбка, большая и маленькая!..
Дети не сводили глаз с лунки, все ждали, что попадется еще окунь, такой же крупный и красивый, а то и крупнее. Но скоро им надоело ждать, и они потихоньку отъехали от Федора Николаевича и наперегонки помчались вдоль крутого берега.
Первое время они бежали рядом, потом Коля-Николай вырвался вперед, но тут же остановился: под лыжами набухал влагой липкий тяжелый снег.
— И здесь родники! — удивился Коля-Николай.
— Поехали посередке, — сказала Варя.
— Поехали, — согласился Коля-Николай. — Жарко-то как. Купаться хочу.
— Потерпи до лета. Дотерпишь?
— Постараюсь!
Они выехали на середину озера и увидели, как над пологим берегом, колеблясь, как северное сияние, слабо золотится косой клинышек света. Это закатное солнце брезжит сквозь зимнюю пелену, и от него по снегу, по дубкам, по лицам ребят бродит рассеянная, еле заметная улыбка.
«Погодите, — обещает эта улыбка, — растают снега, отворятся воды озера, и небо и люди заглядятся в него, и теплые ветры, настоянные на луговой ягоде-клубнике, сойдутся отдышаться и остыть на его прохладных плесах. И вы, земляки мои, если вам станет грустно вдали от здешних мест, вспомните заповедное это озеро, и легче будет на сердце, и вы дадите обещание приехать сюда и умыть лицо в его чистых водах».
* * *
За сухими ягодными гривами, за осочными низинами, за тальниками, посреди закамских лугов лежит светлое озеро Сорокоумово.
Одни говорят: у него сорок омутов, сорок родников, отсюда название. Другие: в старину сорок умов думало, как поймать рыбу в его глубинах, в его подбережных пещерах, думало, да не придумало, отступилось, не стало брать лишнего, и по сорока умам назвали его Сорокоумовом. Третьи строят свои догадки, и все вместе прибавляют:
— Редкое слово — Сорокоумово. Поищите в нашем языке другое такое, колоколистое, чтобы рядом протяжно и спокойно стояло пять круглых «о».
Прихотливы берега озера.
Откуда бы ни дул ветер, как бы ни ломал деревья, ни подминал тальники, ни прибивал траву, ни гнал волну — в озере всегда найдется место, где вода задумалась, как в глубоком колодце.
Много клубники на его берегах. В иное лето ветер, сомлев от жары, болотных испарений и цветов, горячо пахнет одной ягодой-клубникой.
Собрались на берегах озера крепенькие дубки и вязы, держатся друг за дружку и через камыши и кувшинки заглядывают в чистую воду.
А вода в озере живая, расходится кругами, рыба играет. Что творится ночью на зайчике — на лунной дорожке! Ходит вода ходуном, плещется, переливается, как на реке, на стрежне, и всю ночь роятся над озером непонятные шорохи и вздохи.
Нет-нет, да и встретятся на берегах Сорокоумова ямины, затянутые травой, бревнышко, белое, как кость, — следы старинной неразгаданной жизни. А может, просто остатки землянки лугового сторожа, которая была недавно, да забылась? Земля оплывает быстро, трава все укроет, а память, если ее не будить, коротка.
