Артиллеристы – народ ушлый. Тут же припрягли пехоту, увидев, что те появились с пилами и топорами, явно озабоченные, где бы найти подходящий материал для перекрытий и укрепления траншеи и ходов сообщения. Отвели им делянку, предупредив между прочим, что пеньки нужно оставлять покороче, чтобы издали нельзя было понять, что лес здесь сведён.
– Поживей, поживей, – торопил Воронцов бойцов. – А то сейчас набегут из других взводов, за жердями придётся за полкилометра ходить.
Воронцов расчехлил свою лопату и принялся отбрасывать землю. Рядом работал миномётный расчёт Сороковетова. Левее, в глубине, шагах в тридцати от траншеи, окапывался расчёт «максима». Барышев, Грачевский и Усов бегом таскали куски дёрна, вырезанные ровными прямоугольниками, тут же выкладывали ими бруствер. Получалось так, как он и приказывал: надёжно, ладно, а главное, такой бруствер хорошо маскировал окопы.
Штрафники работали молча. Азартно хакали, рубя берёзовые коренья, выгребали песчаную землю касками, прихлопывали отвалы, формируя бруствер. Отрыли ячейки и тут же начали соединять их сплошным ходом сообщения. Земляные работы не угнетали штрафников. Наоборот, привыкшие к тому, что воевать им приходилось в основном в поле и уповать лишь на случайную воронку или рытвину, они теперь охотно закапывались в землю. Ячейки обрезали по всем правилам и благодарили судьбу за то, что ближайший бой, видимо, примут здесь, в обороне. Хотя старики, пережившие уже не один переменный состав, мало в это верили. Но помалкивали, словно боялись спугнуть возможное: готовится что-то небывалое и непонятное, так что, может, и правда самое страшное время удастся пережить в окопах.
Когда рассвело, южнее, за полем и лесом, загремело, завыло. Спустя полчаса туда на большой высоте прошли несколько косяков бомбардировщиков. Их сопровождали истребители. Старшина уже доставил горячую кашу, и штрафники, поотделённо, взвод за взводом, наполнили свои котелки густой наваристой кашей, хорошенько заправленной американской тушёнкой. Чуть погодя самолёты потянули назад. Они возвращались тем же маршрутом, но летели теперь не так организованно. Некоторые отстали и, опасаясь истребителей, тянули низко над землёй.
– Сейчас, если налетят, трёпки им дадут…
– Тут уже наша территория.
– Небо фронтом не делится. Там, брат, везде передовая.
– Растянулись… Это – плохо.
– Вот, помню, в сорок первом под Барановичами…
Народ во взводе, как и во всей роте, подобрался разный. Некоторые ещё и пороху не нюхали и немцев видели только издали, да и то одни каски над бруствером. Другие уже успели повоевать и повидать всякого. Человек десять воевали с сорок первого. Самые опытные солдаты, расчётливые в любом деле, они и в обороне отличались своей основательностью и сноровкой. Ничего им не надо подсказывать. Если приказано закапываться в полный профиль, то ячейка будет отрыта ни мельче ни глубже, а до подбородка. Гранат не боялись. Ни своих, ни чужих. Неисправности оружия во время боя у них, как правило, не возникало. Винтовки всегда вычищены, смазаны. А если и случалась какая заминка, тут же, без лишней суеты и паники, быстро её устраняли и продолжали вести бой.
Численко, стоявший рядом, толкнул наводчика Емельянова:
– А ну-ка, передай по цепи: по окопам! Не хрен пялиться! Трофейные сигареты оттуда не посыплются!
Взвод тут же притих в траншее. Штрафники крутили головами, пытаясь понять, почему поступили такая команда. Некоторые торопливо проверяли оружие. Но бывалые солдаты уже поняли, что сейчас будет и чего следует опасаться.
Основной косяк бомбардировщиков уже скрылся за лесом. Летели они на большой высоте. Следом, выныривая из-за деревьев и ревя моторами, тянули отставшие. Это были бомбардировщики дальнего действия Ил-4. Они поблёскивали решётчатыми плексигласовыми носами, медленно проносили над позициями штрафников и артиллеристов свои мощные тела, только что освобождённые от тяжкого многотонного груза.
– Скоростёнка-то вроде слабая, – рассуждали бойцы.
– Не разогнался ишшо…
– Сколько ж ему для разгона надо?
– Ты, Филат, на своём комбайне быстрее, видать, ездил?
